Тигана
Шрифт:
— Всегда приходится платить, — тихо ответил он. — Платить за все. Даже за жизнь. Я не ожидал, что платить придется в собственной семье. — Последовало молчание. — Изола, я обязан продлить свои годы, чтобы выполнить то, ради чего нахожусь здесь.
— Значит, вы за это платите, — повторила Изола, — как платят Джиралд и Доротея. И Играт.
«И Тигана, — подумала Дианора, она больше не дрожала, ее собственная боль вернулась к ней свежей раной. — Тигана тоже платит; разбитыми статуями и разрушенными башнями, убитыми
Она следила за лицом Брандина. И Руна.
— Я тебя слышу, — ответил наконец король певице. — Я услышал больше, чем ты сказала. Мне нужно знать еще лишь одну вещь. Ты должна сказать мне, кто из них это сделал. — Это было произнесено с видимым сожалением. Уродливое лицо Руна было сведено в гримасу, он беспомощно и беспорядочно размахивал руками.
— А почему вы вообразили, что их цели в этом не совпадали? — спросила Изола, выпрямившись, с жестоким высокомерием человека, которому больше нечего терять. — Почему надо выбирать одного, король Играта? — Голос ее звенел, резкий, как смысл ее слов.
Брандин медленно кивнул. Теперь его боль была очевидна; Дианора видела эту боль в том, как он стоял и говорил, как бы хорошо он ни владел собой. Ей не было необходимости смотреть на Руна.
— Хорошо, — сказал Брандин. — А ты, Изола? Что они могли предложить тебе, чтобы заставить тебя пойти на подобный поступок? Неужели ты меня так сильно ненавидишь?
Женщина заколебалась всего на секунду. Затем, так же гордо и вызывающе, как и раньше, ответила:
— Я так сильно люблю королеву.
Брандин закрыл глаза.
— В каком смысле?
— Во всех смыслах, а вы от нее отказались, когда променяли любовь и постель жены на жизнь в ссылке и любовь к мертвецу.
В любой обычной ситуации, даже отдаленно напоминающей обычную, эти слова вызвали бы реакцию двора. Ее не могло не быть. Но Дианора ничего не услышала, только осторожное дыхание множества людей, когда Брандин снова открыл глаза и посмотрел сверху вниз на певицу. На лице игратянки было написано нескрываемое торжество.
— Я звал ее, — повторил он почти печально. — Я мог бы ее принудить, но предпочел не делать этого. Она ясно выразила свои чувства, и я оставил выбор за ней. Я считал это более добрым, более справедливым. Похоже, что мой грех в том, что я не приказал ей прибыть на полуостров.
Столько разных оттенков горя и боли нахлынули на Дианору. За спиной короля она видела д'Эймона; его лицо стало болезненно-серым. Он на секунду встретился с ней взглядом и быстро отвел глаза. Позднее она, возможно, придумает способ использовать это внезапное превосходство над ним, но сейчас Дианора не чувствовала ничего, кроме жалости к этому человеку.
Она знала, что он подаст сегодня ночью в отставку. Возможно, предложит убить себя по древнему обычаю. Брандин откажется, но после все уже будет не так, как раньше.
По очень многим причинам.
— Думаю, ты сказала мне все, что мне нужно было знать.
— Кьярский поэт действовал в одиночку, — неожиданно сказала Изола. Она махнула рукой в сторону Камены, которого железной хваткой держали двое стражников у нее за спиной. — Он присоединился к нам, когда приезжал в Играт два года назад. До сих пор его и наши цели совпадали.
Брандин кивнул.
— До сих пор, — тихо повторил он. — Я так и думал. Спасибо, что подтвердила это, — серьезно прибавил он.
Воцарилось молчание.
— Вы обещали мне легкую смерть, — напомнила Изола, держась очень прямо.
— Обещал, — ответил Брандин. — Действительно, обещал. — Дианора перестала дышать. Король смотрел на Изолу без всякого выражения невыносимо долгие секунды.
— Ты даже не представляешь себе, — наконец произнес он почти что шепотом, — как я был счастлив, что ты приехала снова петь для меня.
Потом махнул правой рукой, точно таким же небрежным жестом, каким отсылал прочь слугу или просителя.
Голова Изолы взорвалась, будто перезрелый плод под ударом молотка. Темная кровь выплеснулась из шеи, а тело мешком осело на пол. Дианора стояла слишком близко; кровь убитой женщины сильной струей брызнула ей на платье и в лицо. Она отшатнулась. Иллюзорные змееподобные твари извивались и корчились на том месте, где голова Изолы только что превратилась в бесформенную, растекающуюся массу.
Отовсюду неслись крики обезумевших придворных, которые старались отодвинуться подальше. Одна фигура внезапно выбежала вперед. Спотыкаясь, чуть не падая в спешке, эта фигура рывком выхватила меч. Потом неуклюже, держа меч двумя руками, шут Рун начал рубить мертвое тело певицы.
Его лицо странно исказила ненависть и ярость. Пена и слюна текли изо рта и ноздрей. Одним яростным ударом мясника он отсек руку от туловища. Нечто темное, зеленое и безглазое появилось из обрубка плеча Изолы и заколыхалось, оставляя след блестящей черной слизи. За спиной Дианоры кто-то подавился от ужаса.
— Стиван! — услышала она душераздирающий вопль Руна. И среди тошноты, хаоса и ужаса ее сердце внезапно сжалось от всепоглощающей жалости. Она смотрела на лихорадочно машущего мечом шута, одетого точно так же, как король, вооруженного мечом короля. Из его рта летели брызги слюны.
— Музыка! Стиван! Музыка! Стиван! — непрерывно кричал Рун, и с каждым яростно вылетавшим словом его тонкий, усыпанный драгоценностями придворный меч поднимался и падал, бросая яркие отблески света, и рубил мертвое тело, словно мясо. Он поскользнулся на залитом кровью полу и упал на колени, подкошенный собственной яростью. Откуда-то возникла серая тварь с глазами на качающихся стебельках и присосалась к его колену, словно пиявка.