Тигр! Тигр! (Tiger! Tiger! / The Stars My Destination)
Шрифт:
– За что?
– Не хочу говорить об этом.
– С тобой все в порядке?
– Нет.
– Могу я тебе помочь?
– Нет.
Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом: - Ты согласен на предложение Гулли?
– На «Номаде» должно быть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.
– Я все равно пас. А ты?
– Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли Фойлом.
Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил: - Значит, я возвращаюсь домой?
– Тебе не сладко пришлось, да, Сэм?
– Я
– Прости, Сэм.
– Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе,
– Это было естественно.
– Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.
– Я знаю, Сэм. Знаю.
– А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться… Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу теперь вернуться домой?
– Назад в Йобург, к спокойной жизни?
– Да.
– Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.
– Почему?
– Жестокость к глупым животным.
– Что это значит?
– Не обращай внимания. Побудь со мной немного. Расскажи мне о счастливой жизни. Что в ней счастливого?
– Что ж, - задумчиво произнес Куатт.
– Это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…
И Куатт стал рассказывать о символах, целях и разочарованиях своего детства, пока из операционной не вышел Бэйкер.
– Ну, как?
– нетерпеливо спросила Джизбелла.
– Все. С наркозом я мог работать быстрее. Сейчас его бинтуют.
– Он ослаб?
– Разумеется.
– Когда снимут бинты?
– Через пять-шесть дней.
– Лицо будет чистым?
– Я полагал, тебя не интересует его лицо, дорогая… Оно должно быть чистым. Не думаю, что я пропустил хоть пятнышко. Можешь восхищаться моим мастерством, Джизбелла… и моей проницательностью. Я собираюсь поддержать затею Фойла.
– Что?!
– Куатт рассмеялся.
– Ты хочешь рискнуть, Бэйкер? Я считал тебя умнее.
– Не сомневайся. Под наркозом он заговорил… На борту «Номада» - двадцать миллионов в платиновых слитках.
– Двадцать миллионов!
– Лицо Куатта побагровело. Он повернулся к Джизбелле, но та тоже была в ярости.
– Не смотри на меня, Сэм. Я не знала. Он и мне не сказал. Клялся, что понятия не имеет, почему Дагенхем его преследует… Я убью его, растерзаю его своими собственными руками и не оставлю ничего, кроме черной гнили. Он будет экспонатом твоего зверинца, Бэйкер. О, господи, почему я сразу не позволила тебе…
Дверь операционной открылась, и две сестры выкатили носилки, на которых, слегка подергиваясь, лежал Фойл. Голова его была одним сплошным белым кулем.
– В сознании?
– спросил Куатт.
– Этим займусь я, - вспыхнула Джизбелла.
– Я буду говорить с этим… Фойл!
Фойл слабо отозвался сквозь марлевую повязку. Когда Джизбелла в бешенстве втянула воздух, одна стена госпиталя вдруг исчезла, и оглушающий взрыв повалил их с ног. Здание зашаталось. В образовавшийся проем хлынули люди в форме.
– Рейд!
–
– Рейд!
– Боже всемогущий!
– Куатт задрожал. Солдаты заполнили здание, крича:
– Фойл! Фойл! Фойл!
Со слабым хлопком исчез Бэйкер. Бросив носилки, джантировал обслуживающий персонал. Фойл хныкал, немощно шевеля руками и ногами.
– Это рейд!
– Куатт встряхнул Джизбеллу.
– Беги, девонька, беги!
– Мы не можем оставить Фойла!
– крикнула Джизбелла.
– Очнись, девонька! Беги!
– Мы не можем его бросить.
Джизбелла схватила носилки и побежала с ними по коридору. Куатт тяжело трусил рядом. Крики стали громче: - Фойл! Фойл! Фойл!
– Оставь ты его, ради бога!
– молил Куатт.
– Пускай он достанется им.
– Нет.
– Ты знаешь, чем это для нас может обернуться? Лоботомией, Джиз!
– Мы не можем бросить его.
Они завернули за угол и врезались в толпу вопящих пациентов - людей-птиц с трепещущими крыльями, тащившихся подобно тюленям русалок, гермафродитов, гигантов, пигмеев, двухголовых близнецов, кентавров и мяукающих сфинксов. Все они в ужасе выли и цеплялись за Джизбеллу и Куатта.
– Снимай его с носилок!
– закричала Джизбелла. Куатт сдернул Фойла с носилок. Тот оказался на ногах и медленно повалился. Джизбелла и Куатт подхватили его за руки и втащили в палату, где Бэйкер содержал уродцев с ускоренным чувством времени, подобно летучим мышам мечущихся по комнате и испускающих пронзительные визги.
– Сэм, джантируй с ним.
– После того, как он собирался надуть нас?
– Мы не можем бросить его, Сэм. Ты должен был бы уже понять. Джантируй с ним. Быстрее!
Джизбелла помогла Куатту взвалить Фойла на плечо. Воздух дрожал от душераздирающего визга уродцев. Двери палаты распахнулись. Залязгали пневматические винтовки. Куатта швырнуло в стену. Он охнул и выронил Фойла. На виске появился иссиня-черный подтек.
– Убирайся отсюда, - прохрипел Куатт.
– Со мной покончено.
– Сэм.
– Со мной покончено. Не могу джантировать. Спасайся!
Превозмогая боль, Куатт выпрямился и с ревом бросился на хлынувших в палату солдат. Джизбелла схватила Фойла за руку и поволокла через заднюю дверь, через кладовую, через клинику, через приемную, через прачечную, вниз по древним ступеням - шатким, скрипучим и поднимающим клубы пыли. Протащила его через подвальный склад продовольствия. Наткнулась на забитую деревянную дверь и вышибла ее. Они спустились по выщербленным ступенькам и очутились в старом угольном подвале. Взрывы и крики над головой звучали тише. Скатившись по спускному желобу, Джизбелла и Фойл оказались у задней стены Фабрики Уродов. Перед ними расстилалось ракетное поле. Пока они переводили дыхание, Джизбелла проследила взглядом за садящимся по антигравитационному лучу грузовым кораблем. Его иллюминаторы сверкали, опознавательные огни перемигивались, как зловещая неоновая вывеска, выхватывая из тьмы заднюю стену госпиталя.