Тигриные игры
Шрифт:
Тем не менее, они продолжали просить большего, и ничего, даже дружба или верность, не предлагалось взамен, и изоляция, стоящая перед ней, только приводила ее в ярость.
— Ты обвиняешь Грэма в том, что спасло тебя? — Эшли спросила ее недоумевая. Вывод, сделанный женщиной Пород из-за агонии, пронзающей душу Кэт, не должен был быть неожиданным.
Это не было сюрпризом, заверила она себя.
Подняв руку, чтобы потереть висок с нарастающей головной болью, Кэт попыталась сказать себе, что это не имеет значения. Дом Мартинеса был намного лучше, чем исследовательский центр,
Однако она осталась, потому что знала, что Рэймонд осуществит угрозу, связаться с Советом генетики и скажет им, где она и кто. Если бы ее забрали, Онор и Джадд были бы также найдены и схвачены. Гидеон пришел бы за ней. И Совет бы его ждал. Кэт не могла вынести мысли об этом.
— Я обвиняю Грэма во многих вещах, Эшли, — болезненно призналась она. — В вещах, которые тебя не касаются. Не волнуйся — к сожалению для меня, похоже, я такая же глупая, как и все вы, потому что я буду защищать его до последнего вздоха. Но мне это не нравится, и мне не нужно иметь дело с его друзьями, пока я это делаю.
Обернувшись, она почти выбежала из кухни. Ей было все равно, останется ли Эшли или уйдет. Это не имело значения. Годы его поисков, ожидания его, молчаливое пролитие крови, чтобы спасти тех, кому она предана, теперь нанесли еще один зазубренный шрам на ее душу.
А она уже и не думала, что там было место для шрамов. Или больше боли. Кэт верила, что ей будет больно так сильно, как она могла когда-либо причинить боль за потери, которые понесла.
Она была не права. И Кэт поняла, что была более одинока, чем могла себе представить.
• ГЛАВА 12 •
Интуиция. Брачная связь.
Грэм не был уверен, что вызвало внезапную уверенность, что Кэт нуждается в нем. Однако, это было достаточно сильным, чтобы заставить его внезапно покинуть встречу с Джонасом и Лобо и поспешить к ней. Он прибыл как раз вовремя, чтобы услышать, почувствовать ослепительную боль и предательство, пронизывающие ее, когда она рассказывала Эшли о жизни, которую прожила, чтобы защитить его.
Тихо шагнув на кухню, когда она выбежала из нее, он столкнулся с Эшли и сожалением, которое наполнило ее. Сожаление, что ей не позволили сделать так, как она хочет.
Эту маленькую женщину-койота было не так легко предугадать, как Кэт, потому что он не ожидал того, что здесь произошло.
Она медленно повернулась к нему лицом, когда он стоял у арочного входа в столовую. Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному проему, молча наблюдая за ней, сдерживая яростное рычание, угрожающие вырваться из его груди.
Откинув назад несколько прядей светлых волос, которые выбились из ее косы, она тяжело вздохнула, ее взгляд был смиренным, когда она повернулась к нему.
— Она разозлилась на меня.
Это было небольшим преуменьшением.
— Что ты сделала, Эшли? — Грэм не пытался сдержать предупреждение в голосе.
Совершенно изогнутые брови нахмурились.
— Джонас уверен, что она — способ узнать твое местоположение. Я лишь сообщила ей, как будут недовольны твои друзья, узнав, что это правда.
— Твою ж мать. Эшли… — Выпрямляясь от дверного проема, Грэм отшатнулся от яростного рычания. — Ты должна быть ей другом.
— Я ее друг. — Явное неповиновение читалось в ее выражении и стойке, когда ее руки опустились на бедра, а подбородок поднялся, а ее серые глаза потемнели и сузились. — Только друг мог разозлить ее и заставить увидеть во что эта злость окрашивает ее жизнь.
Русский акцент усилился, и, несмотря на ее заявление, он увидел вспышку нерешительности в ее глазах.
— Может быть, тебе стоит подумать об определении дружбы, — обуздать тяжелый гул неудовольствия было невозможно.
— Почему я должна думать об этом? Ее гнев почти ненавистен, Грэм. Если Джонас узнает, кто ты…
— Нет сомнений, что это произойдет, Эшли, — прорычал Грэм в ответ. Черт, может быть, он хранит слишком много секретов от слишком многих людей, особенно в том, что касается Джонаса. Может быть настало время встречи. — И это ее не касается, только меня. Держись подальше от этого боя.
— Ненавижу кошек, — яростно огрызнулась она, глядя на него. — Все вы слишком упрямы, и у вас нет никакого проклятого здравого смысла. У нее тоже нет здравого смысла, — прорычала она. — Она даже не кричит, просто закрывается внутри. Как Кэт полагает выжить, спарившись с таким, как ты? — Эшли подняла руку, указывая на него, на ее губах появилась женская насмешка отвращения. — Я бы застрелила тебя.
Грэм не стал спорить с ней или защищаться. Однако, когда он щелкнул зубами и прорычал приказ, она развернулась и быстро покинула дом. Он все еще не был уверен почему это сработало. Поскольку Эшли чертовски хорошо знала и понимала, что он никогда бы не рискнул объединенными силами Пород кошек, волков и койотов, если бы он осмелился перекинуть ее через колено и отшлепать ее маленькую задницу. Это должен быть сделать ее альфа давным-давно, чтобы обуздать ее безрассудство.
Двигаясь быстро через дом к спальне Кэт, он обнаружил, что она стоит у широких балконных дверей, скрестив руки на груди, и смотрела мимо дома, окруженного стеной.
— Почему я не удивлена тому факту, что ты тоже здесь? — гнев, который наполнил ее голос, был прикрытием. Грэм чувствовал боль, которая бушевала, словно надвигающаяся буря, в ее маленьком теле. — Почему бы тебе тоже не уйти? Я не хочу, чтобы ты был здесь.
Но она хотела. Однако то, что она хотела, и то, что ей было нужно, было так извращено внутри нее, что рывок любой из этих эмоций только напомнил ей о том, что она страдала, чувствуя их.
И она страдала. Он знал это.
Исцеление этой боли может быть невозможным, но он был беспомощен в желании сделать это. К сожалению, он знал, что чувствовала Эшли. Столкновение с этой новой кошачьей породой с мягкими эмоциями и нежным пониманием никогда не разрешит конфликтов внутри нее.
— Такой симпатичный лжец, — прорычал он, сильно толкнув дверь, чтобы закрыть ее. — Думаешь, я не знаю лучше, Кэт? Ты думаешь, я не знаю тебя лучше всех?
Так много гнева и боли. Бог знал, что он никогда не хотел вызывать это. Тем не менее, необходимость защитить ее была гораздо важнее, чем любая другая мысль, касающаяся причинения ей вреда.