Тигриный лог
Шрифт:
– Узнать? Разве мы не рождаемся с ощущением этого? – Ясно, парень не встречался с психами, преступниками и идиотами, раз верит в одаренность всех людей при рождении. Я хотела начать толковать своё, но, в кои-то веки, он не дал мне встрять и сам продолжал: - Кому-то плохо – надо помочь. Разве этому надо учиться? Кому-то холодно – надо греть. Разве это непонятно? Кто-то плачет – надо успокоить. Неужели внутри ничто не скажет тебе, что так надо сделать? – оцепеневшая, я слушала эти элементарные истины и захотела остаться здесь навсегда. Здесь, где всё так, как он говорит, где не нужны лишние объяснения, химические формулы и английский, чтобы стать хорошей. Здесь, где быть хорошей – это быть человечной, а не успешной, это быть справедливой, а не умеющей найти для себя выгоду, это быть готовой к самопожертвованию, а не идти по головам, чтобы добиваться своего. Я хочу раствориться
– Лео… почему, если все понимают, что так правильно… почему так мало людей поступает подобным образом?
– У них нет сил, - не думая, ответил он мне. Я едва выдержала его взгляд, черный, палящий и агатовый, твердый, как скальная порода. Только в этих глазах, да в росте и ширине плеч отражалась та сила, которая таилась в Лео. – Сильными надо становиться. Никто не силён при рождении. Каждый ребенок слаб. Но чтобы стать сильным – надо трудиться. Никто не трудится над собой. И остаются слабыми. Слабый не в состоянии быть правильным. Он трусит.
А я? Трусиха? Мне захотелось проанализировать себя с этой точки зрения, спросить у Лео, как у оракула, что я делаю верно, а что нет. И как мне стать такой же сильной, как он?
– Я хочу научиться у тебя быть правильной, - призналась я и улыбнулась. – Как большой старший брат, опекающий меня, ты же не откажешь? А я буду твоей младшей сестрой… - вспыхнув, парень резко дернул челюстью и, сделав глубокий вдох, словно испугавшись чего-то, ничего не говоря, сорвался с места и пошёл прочь. Причем в другую сторону от общей стоянки. – Лео? Лео! – крикнула я ему, но он не остановился. Какая муха его укусила? Что я сделала не так? Это отказ возиться со мной? Опять я остаюсь без возможности понять, чего делать не надо.
Стараясь не замечать парней, отошедших от пепелища на пару метров, чтобы сходить «по-маленькому», я осторожно кинула свои вещи неподалеку от Шуги, ещё спавшего с открытым ртом на спине, разметав руки-ноги еловой веткой. Прочавкавший какие-то невразумительные слоги Ви, в позе эмбриона, выглядел более живым, чем плашмя вырубившийся Рэпмон. Из признаков жизни в нем был резко дыбящийся холмик, где ширинка. Я отвела глаза. Вот оно, мужское общество во всей красе. Стояки по утрам… А был ли он у Лео? Почему я не обратила на это внимания? Я не была прижата к нему настолько тесно, и не додумалась притиснуться специально. Почему я опять думаю о нем в таком пошлом контексте? Лео слишком хорош и идеален для всей этой земной бытовухи. Интересно, никто не заметил наше с ним отсутствие? Вроде бы большинство ещё спит…
– Как прошла ночь? – раздался над ухом голос Джина и я, подскочив, услышала сдержанный стон. Развернувшись, я поняла, что ударила затылком ему в нос.
– О! Прости! – с сожалением поморщилась я, представляя, как это больно. Но, хотя бы, не разбила в кровь.
– Ничего, это не самое ужасное, что ты со мной делаешь, - сквозь шипение улыбнулся он и, убедившись, что искры из глаз не посыпались, убрал руку от носа.
– Что ужасного я тебе делаю? – всё ещё уходя от ответа на первый вопрос, поставила я руки в бока. Мы говорили шепотом, отодвинувшись на несколько шагов ото спящих.
– Невольно, разумеется, - заверил Джин. – И, думаю, ты знаешь это и сама. Так, что у вас с Лео? Я видел, как вы ушли ночью, когда догорел костер. Он знает, что ты девушка, и всё равно позволяет себе что-то?
– То-то и оно, что он ничего себе не позволяет! – гордясь за него, выпятила я грудь колесом. – Он опекает меня и защищает от вас. И что за допрос? Ты мне не жених.
– В силу обстоятельств, я не могу им быть. Монахам ведь нельзя иметь…
– … никого и ничего! И никакой собственности, - опередила я его, сверкнув взором. Не намекала ли я этой расплывчатой фразой, отгораживающей меня от собственничества Джина, что я тут в групповом владении, а не частном? Нет, вроде прилично выразилась.
– Пройдёмся? – указал Джин на глубину рощи. – Не хочу, чтобы кто-нибудь услышал лишнее.
– А я не хочу, чтобы кто-нибудь позволил себе лишнее, поэтому не пойду туда.
– Хо, обещаю вести себя хорошо, - сделал он безобидное выражение лица и, помявшись, я сдалась и пошла подальше, где нас могли спрятать нагруженные плодами деревья, где нашу беседу укроет собой расстояние и шорохи поднявшейся с солнцем Каясан. Дождь не разразился и, покрапав не более получаса, иссяк, успев, однако, намочить листву и создать холодную влажность в воздухе. Даже хурма висела омытая и скользкая. – Послушай, я вовсе не желаю причинять тебе неприятности или страдания. Я пытался отвлечь тебя от того, что ты надумала себе. И увлекся, - мы остановились у ствола, разделенные им, положившие по ладони на его бока, не соприкасаясь между собой. – Будь моя воля, я не доставлял бы тебе ничего, кроме наслаждения, - его пальцы, подкравшись, дотронулись до кончиков моих. – Но скажи, прошу, скажи, как я могу это сделать, не нарушив данные мной обеты? Как я могу дать тебе всё, чего ты хочешь, не став клятвопреступником? – Джин смотрел мне прямо в глаза, и я снова стала терять самообладание. Оно тлело, как лучина, сгорало, как фитиль, а на конце его бомба, и надо бы наступить на него прежде, чем огонек доберется до пороха. – Я не говорю о своих желаниях, не сравниваю, чьи сильнее. Я хочу тебя и это уже то, что не позволено, но ты не послушница Тигриного. Ты имеешь право на всё, на что имеет право обычная девушка, и я мучим тем, что не позволяю себе откликаться на это… - я вошла в роль Лео. Я не знала, что сказать, молчала и прислоняла голову к стволу, рядом с нашими руками. Не хватало вырезать на коре сердечко с первыми буквами наших имен внутри. Джин тоже приблизил своё лицо. – Если ты думаешь, что для меня это так – ерунда, то я могу сказать одно: я вошёл сюда с намерением остаться навсегда, зная, на что иду, спокойный и с полным штилем в душе. Я не был влюблен и забыл о прежних страстях. Я подготовился к тому, на что рассчитывал. Но я не рассчитывал найти здесь тебя. Но нашел. И, раз уж судьба заготовила такой подарок, я благодарен ей за него. И… ты уйдёшь отсюда, не знаю, когда, в какой момент, но ты оставишь это место, Хо, а я здесь останусь. А ты останешься последней, которая очутилась в моём сердце. После тебя не будет других, - я сдержала ухмылку. Зная Хенсока… скольких он способен запустить сюда после меня? – Да, у меня уже была первая девушка, вторая… и ты не единственная, в которую я влюблялся. Но ты та, чей образ завершит всё, что виделось мне в жизни. Стираясь из памяти, лица уйдут, одно за другим, но твоё будет держаться в ней до последнего. А я… я не претендую быть твоим первым, - Джин опустил глаза. Этот факт его явно печалил. – Но могу ли я сделать что-то, чтобы тоже остаться в твоей памяти? Чтобы иметь возможность надеяться, что та, о которой я буду вспоминать дольше всех, забыла меня не сразу выйдя за ворота?
– Я похожа на такую легкомысленную девушку? – засмеялись мои глаза.
– Ну, учитывая твою интрижку с Лео… - он сказал шутя, и я тоже, играясь, стукнула по нему ладонью.
– Твоя ревность невыносима!
– Такой уж я, - Джин взял мою руку в свои пальцы, и поднес было к губам, но задумался. Поцелуй погиб в мире идей, так из него и не выйдя. – Я не могу видеть как та, что мне нравится, делит своё общество с другим. Даже если это такой невинный агнец, как Лео. Тем более, я его таковым не считаю.
– И зря! – хотела начать заверять я, но Джин приложил палец к моим губам.
– Не хочу говорить ни о ком, кроме тебя, - он взял обе мои ладони в обе свои. – Кажется, моя влюбленность подкрадывается к той стадии, когда один поцелуй становится дороже всего, - его губы медленно и неотвратимо приближались. – Ты спрашивала, нравятся ли именно такие девушки? Да, я люблю естественных, которые не портят себя косметикой, не выряжаются, как куклы, не кривят ноги на каблуках, не клеят километровые ногти, но, Хо, даже если твои ненакрашенные ресницы покроются тушью, а невинные губы помадой, даже если ты наденешь вульгарное платье и отрастут твои волосы… - Джин поднес губы к моему уху и выдохнул: - Я всего лишь влюблюсь в тебя снова.
– Джин! – отстранилась я, когда его уста, достигнув кожи, скользнули по щеке по направлению к моим. Кто-то должен был прекратить это, и теперь это была я. Несмотря на то, что колени опять дрожали, руки тянулись обнять его, а тело жаждало быть прижатым к телу напротив. – Нет! – он не получит муки совести по моей вине. Он останется верным заветам и уставу. С моей стороны было нечестно всё это, я-то знала, что могу всего лишь подождать его несколько лет, а для него отказ сокрушал вечность. Он застыл. Спустя минуту плавно отодвинулся.