Тигры и земляника
Шрифт:
Ладно, обойдемся без подробностей. Семейная ссора, дружище, что может быть тоскливее? Знаешь, небось, не первый год замужем. А если испытать не довелось, я тебя обрадую – все впереди. Никто еще мимо лотка с этими пряниками не проходил.
Короче, никуда мы не пошли, ни в какое ночное заведение. В ноль-ноль часов мизансцена в квартире такая: жена рыдает на кухне, я в зале с очищенной мандаринкой перед телевизором (коньяк-то весь выпит, а дома больше ничего – мы ж в клуб собирались). Чокнулся цитрусом с президентом, съел его (мандарин, конечно, не президента), и спать.
Конец первого акта.
Первого января у меня халтурка намечалась – утренник отыграть, в торговом центре. А потом мы с друганами немного того… отметили. Домой пришел под вечер, спать сразу завалился. Второго просыпаюсь, гляжу – в прихожке чемодан. Ну, я сразу сообразил, к чему он тут. Оно, конечно, и раньше случалось – поругаемся, помиримся… Дело житейское. Но в этот раз, дружище, как-то по-другому было. Ленка вышла из ванной, я ей в глаза посмотрел и понял, что разговаривать бессмысленно. Просто бесполезняк. Молча чемодан взял и ушел к Ботану.
Конец второго акта.
Антракт.
А что, дружище, может, мне пьесы писать? А, Ботан, как думаешь? Я так и вижу программку театральную:
««ЧТО НАША ЖИЗНЬ?»
Пьеса в трех актах и с финалом.
Действующие лица:
Виргус – очень молодой человек…»
Ну ладно, ладно, пусть не очень… «Виргус – еще где-то вполне молодой человек мужественной наружности…»
А название будущей пьесы я знаешь откуда сплагиатил, дружище? Сейчас поведаю.
В восьмидесятых годах рядом с музыкальным училищем кадр частенько крутился, Коля-труба его звали. Колдырь лет шестидесяти, бичуга, философ доморощенный. Когда мы с пацанами киряли, он любил с нами посидеть, поговорить, ну, и вмазать на халяву в «третьем здании»… Вообще-то у училища два здания, «третьим» называли глухой двор, – старый казанский «колодец», – куда мы шмыгали прямиком из Кекинского гастронома. Набор всегда брали стандартный, инновации в нашем кругу не приветствовались: «Агдам» или «Три семерки», а к вину – сырки плавленые. Когда при деньгах – «Костромские» за двадцать копеек, если финансы поджимали – «Городские», за четырнадцать…
Ну так вот. Коля-труба – алкаш алкашом, но порой за стаканом портвейна выдавал нехилые мысли. Стихи сочинял, белые. Одна эпохалка у меня в памяти и застряла:
Что наша жизнь? Амбар ростовщика.
Чего в ней только нет:
Куски любви, обломки счастья…
А там, на самом заднем плане —
Обмылок правды, да и то завернутый в обман…
Неплохо, да? Не Пушкин, конечно, но все же… Почти что танка, блин. Он, случайно, не японский ли шпион, наш Коля-труба? Забросили, может, империалисты, с заданием внедриться во вражескую среду, а разведчик и перестарался слегка. Слишком хорошо местные обычаи впитал.
Помер, говорят, лет десять назад…
Знаешь, дружище, у меня, кажется, зарядка на диктофоне садится. Подмигивать стал как-то тревожно аппарат, лампочкой красной. Давай я его подзаряжу, потом продолжу, ага?
Ну, бывай, не скучай там без меня. (Ботан, смайл поставь, плиз, пусть я покину читателя с голливудской улыбкой на загорелом лице). :)
Элис
Твари прошлого
Привет, друзья =)
Весь день хожу под впечатлением от сна… вернее, даже не… В общем, ночью я опять провалилась в Зазеркалье (о нем чуть позже, хорошо? Пока никак не соберусь духом).
Я очутилась в темной комнате, где посередине, примерно в метре от пола, висело… что-то вроде огромной паутины из блестящего искрящегося материала, похожего на стекловолокно. Она медленно проворачивалась в темноте, нити переливались красным, синим, зеленым… Очень красиво. Создавалось впечатление, что паутина подсвечена, только непонятно откуда, и еще… казалось, что она не двумерна. Трехмерна или даже четырехмерна. В общем, она виделась невероятно глубокой – там, где-то внутри…
И в подтверждение мысли внезапно из недр паутины полезли… бр-р… как черви-опарыши из банки рыбака… какие-то твари. Похожие на собак, но с мордами тюленей. Черная гладкая шерсть, глаза мутно-белые, слепые, будто с бельмами, лапы короткие… Они лезли и лезли, шлепались на пол и друг на друга с противным хорканьем. Тюлене-собаки плохо держались на ногах, они толкались, то и дело падали… пронзительно визжали и бросались на… дрожь… дрожь… Я вжималась спиной в стену, а они подходили все ближе и ближе, пока не окружили меня с трех сторон, и стали тыкаться склизкими рыльцами… Звери были слишком слабы, чтобы причинить мне вред, но омерзение, что они вызывали, трудно передать словами. Это как если под одежду забрался таракан (жирный, наглый, быстрый) и ползает по телу…
(Твари прошлого выбираются из своих нор?..)
Стряхнем наваждение, дневничок. Идем дальше.
Вот фотография с дачи.
Я на корточках под яблоней, пропалываю грядку то ли с укропом, то ли с морковью, на снимке не разберешь. На мне старая Артурова рубашка в темно-синюю клетку, голубые велосипедки, на голове старенькая бейсболка (моя любимая, с медным якорьком). Руки в резиновых перчатках перепачканы землей. Прядь волос выбилась из-под кепи, и Алик поймал меня в объектив, когда я досадливо убираю ее запястьем. Но все равно, как не береглась, на щеке остается грязь. Помню, сын покатывался со смеху, а я все не могла взять в толк – чего он заливается? =) Поняла только когда фотографию распечатали, а в ту минуту просто радовалась, что Алик веселый, впервые за несколько месяцев, и боялась спугнуть его настроение, поэтому хохотала вместе с ним, просто так, за компанию, и то, что я не знаю повода, веселило его еще больше…
На снимке за моей спиной мама несет ведро с перегноем, я тогда еще сказала: «Я сейчас помогу, мама», а она ответила, глядя на нас, смеющихся: «Ничего, ничего, оно легкое». Алик положил фотоаппарат на дощатый столик перед верандой, перехватил у бабушки ведерко и помчался огромными прыжками, перемахивая через грядки. Мама закричала вдогонку: «Осторожнее, Аличек, баклажаны!..», но какие там баклажаны! =) Сыну до ужаса надоела дача и он мечтал быстрее вернуться домой, поэтому всю садовую работу выполнял со скоростью «Шаттла»…
Скоро опять садово-огородный сезон, и я даже не знаю… Мама переехала к моему брату в Чебоксары, Алик в Москве, Георгий и слышать не хочет о саде. А мне одной как-то…
Нет, я люблю копаться в земле, к тому же у нас там природа замечательная – лес рядом, пруд, воздух такой вкусный, что его хочется пить! Но это в радость, когда рядом близкие, любимые, а так…
Мне нравилось, когда мы все вместе отправлялись на дачу с ночевкой. Днем поработаешь, попотеешь, а ближе к вечеру – на пруд, купаться. А там уже народу!.. Дачники – взрослые, дети, собаки, и все друг друга знают. Включая собак =) А потом мы с мамой готовили ужин, а муж с сыном ходили на рыбалку – на «дальний пруд». Там целая россыпь водоемов – больших, небольших, совсем крошечных, и нужно отойти подальше от людных мест, чтобы наловить… Возвращались наши рыбаки в основном с карасями или зеркальными карпиками – небольшими, меньше ладошки, но такими вкусными, когда их зажаришь в сметане, да еще на костре – чтобы с дымком, и ешь потом целиком, с косточками. Объедение!..