Тихая охота
Шрифт:
«Будем гулять, – пообещал зверю Валериан. – У нас с тобой хороший дом с большим двором, хозяева на нашу половину не лезут, замечаний не делают. Будем каждый вечер валяться на порожках и караулить ежей. Их там навалом. И никто нам не запретит с ними драться».
Возвращение двуного тела после прогулки прошло с большим трудом, все-таки напугал отца приглушенным криком. Если бы не цель – проверить документы у Бранта – Валериан бы мог прожить пару дней, передвигаясь на лапах. Поставил бы ему отец на пол миску еды, не пожалел ужина. Но желание держать ситуацию под контролем перевесило страх перед болью. Валериан успокоил встревоженного отца, и, прежде чем лечь спать, долго пил чай на кухне,
Первую половину дня он посвятил генеральной уборке – пропылесосил все комнаты, наскоро протер окна и подоконники. Отец, уходя в часовню, просил его не перетруждаться, но ничегонеделание настолько надоело, что пылесос, веник и тряпка стали желанным развлечением. В обед Валериан подкрепился двумя огромными бутербродами с колбасой и сыром, заранее начистил кастрюлю картошки и, чувствуя, как ноют натруженные колени, побрел в часовню. Он обещал отцу, что посетит пятичасовую службу, зажжет скрутку, поминая папу и прося Хлебодарного о здравии для здравствующих, и собирался сдержать слово, даже если до часовни придется добираться ползком.
Приход, в котором служил отец, был ни бедным, ни богатым – в окрестных домах в основном жили железнодорожники, зарабатывавшие на умеренную жизнь, но не купавшиеся в роскоши. Часовня Хлебодарного-на-Холме заметно одряхлела, ограду тронула ржавчина, деревянные рамы огромных окон рассохлись. Внутри было чисто и дымно. В потускневшей чаше скопились пепел и угли от утренних скруток, паства подбавляла новые, сквозняк разгонял дым по всей часовне, вместо того, чтобы уносить в отверстие в куполе. Статуи лис в двух нишах, сидящие на пшеничных снопах, зорко следили за прихожанами. Хлебодарный улыбался с фрески на стене – приветствовал тех, кто пришел к нему в поисках защиты.
Валериан подошел к чаше, взял коробок с длинными спичками и скрутку из корзинки, поджег, шепча просьбу и благодарность: «Дай ему спокойную жизнь, чтобы папа смотрел на него с небесных полей с улыбкой, а мне подари еще капельку здоровья. Не дал умереть – спасибо. Теперь позволь вернуться в строй».
Отец поправил золотистую накидку с вышитыми снопами и васильками, поднялся на возвышение возле фрески. Дым заставлял глаза слезиться, и Валериану показалось, что Хлебодарный обнимает отца за плечи, подбадривая и помогая подобрать нужные слова.
– Сегодня мы поговорим о добрососедстве, – голос набирал силу, обрывал шепотки паствы. – О мирном сосуществовании не только людей и оборотней, но и оборотней и оборотней. Оглянитесь вокруг. На что мы тратим жизнь? На распри из-за заборов, на обсуждение и осуждение другого цвета шерсти. На пересуды. На содержимое чужих кастрюль.
Валериан убедился, что скрутка тлеет, и попятился к выходу. Отец говорил хорошо, проникновенно, но распри из-за содержимого чужих кастрюль не задевали и не вызывали отклика – волновали другие проблемы. Выходя из часовни, он столкнулся с реставратором Элвердом, опирающимся на трость, и добродушной пожилой лисицей, которая несла на руках улыбающегося малыша. Самый старший ребенок – видимо, сын Бранта – вел за руку сводного брата, крепыша лет трех. Валериан вежливо поздоровался, придержал дверь, чтобы процессия могла пройти внутрь, и неспешно направился к продуктовому магазину – поболтать с рыженькой продавщицей, дождаться Бранта.
Лиза, увидев его, обрадовалась. В школе Валериан ее и не запомнил – мелкая слишком была – а когда несколько лет назад приехал на побывку, познакомился заново. С тех пор они общались непринужденно, перешучиваясь и перемывая кости соседям – напрашивались на проповедь. В
– Повезло Элверду.
– Элверду? – удивился Валериан. – Не Бранту?
– Брант бы одиноким не остался, – махнула рукой Лиза. – На него омеги уже засматриваться начали, но Элверд первый успел. Ухватил себе надежного альфу. Брант его на руках носит, в детях души не чает – что еще надо? За таким – как за каменной стеной. Больших денег в дом не приносит, но с другим бы жил скромнее, не голодали бы, и на малые радости тоже оставалось.
– Элверд здесь чужой, – утвердительно проговорил Валериан.
– Аристократ из клана Молочного Янтаря, – повторила чьи-то слова Лиза. – Кремовая шерсть. А тут все рыжие.
– Он не аристократ, – фыркнул Валериан, расспросивший отца о сословном и имущественном положении Элверда. – Его родители – эсквайры. Нетитулованные дворяне с наследуемым земельным наделом. Титул тут только у меня. Я баронет.
Лиза расхохоталась.
– Ой-ой-ой! Помню, что ты аристократ, помню. Но ты, Валерек, в нашей школе учился, все закоулки депо и складов знаешь. А отец Мельхор наш утешитель и советчик, все прихожане его любят и уважают – любой тебе это подтвердит, хоть человек, хоть оборотень. А Элверд… да, чужой. Его не обижает никто, не подумай. Но с ним не поболтаешь, в магазине не столкнешься. Дети по улице бегают, только если Бранта встречают, остальное время няня присматривает. У кого из нас няня была?
Валериан усмехнулся, купил пол-литровую стеклянную бутылку газировки – и попить, и оружие, если Брант проявит агрессию – взглянул на часы, попрощался и двинулся к выходу, размышляя, что, судя по всему, отец выбрал тему проповеди неспроста – пересуды в приходе цвели пышно. Валериану это было на руку – в шелухе сплетен часто находилось зерно истины – поэтому бежать в часовню и поспешно каяться он не собирался.
– Ты себе никого не нашел? – вопрос прилетел в спину. – От отца Мельхора о тебе лишнего слова не добьешься. Ты же красавец, хоть на ногах, хоть на лапах – особенно, когда налысо не бреешься. Был бы ты человеком, я бы тебе проходу не давала.
– Как полезно быть оборотнем, – хохотнул Валериан.
– Не стригись, – продолжила гнуть свою линию Лиза. – Ты сейчас прекрасно выглядишь. Омеги должны на шею пачками вешаться – что здесь, что в Чернотропе. Выбирай и женись.
– Лиза, я все время то в командировках в красных графствах, то в засаде, но на оперативном мероприятии, – обернувшись, ответил он. – Не до знакомств. Шалю иногда с теми, кого необременительные отношения устраивают. Суженого не встретил.
– Все говорят, что чернобурки самые злые и ветреные лисы, – подколола Лиза. – Ты, наверное, бедненьким омежкам голову морочишь и бросаешь. Даже не возвращаешься узнать, наплодил детишек или нет.
– Лиза! – укоризненно покачал головой Валериан. – Если ты не прекратишь придумывать про меня гадости, папа прочтет тебе отдельную проповедь о вреде злословия и неизбежной каре Хлебодарного за наветы. Я об этом позабочусь.
Лиза расхохоталась. Он улыбнулся ей в ответ и вышел – весьма вовремя, потому что от пешеходного моста к магазину приближался Брант. Валериан отошел на пару домов, остановился возле куста сирени с зелеными листьями и высохшими цветочными ветками, откупорил лимонад и начал изучать ржавчину на сетчатом заборе. Ждать пришлось недолго. Брант вышел из магазина с пакетом мармелада и двинулся в его сторону. Они сцепились взглядами задолго до сближения. Брант не свернул, шел прямо, и Валериан, перехватив бутылку поудобнее, заступил ему дорогу, коротко потребовав: