Тихая война

Сабо Миклош

Разговоры со случайными попутчиками, соседями по крыше, стали для меня открытием. Словно исчезли все преграды между людьми; мы ехали, так сказать, одним классом, были связаны одной судьбой и говорили на одном языке. Слушая рассказы своих соседей и глядя на мир их глазами, я многое увидел иначе, не так, как до сих пор. Там, на крыше вагона, я впервые после освобождения страны по-настоящему столкнулся с людьми из народа и поразился их удивительному здравомыслию и житейской мудрости.

Когда же наш состав подошел к станции Комарварош, я слез с крыши продрогший до костей, с занемевшими руками и ногами, но довольный.

На пристанционной площади я обратился к плотному мужичку средних лет:

— Скажите, любезный, как мне добраться до Заласабара?

— Пешком, как же иначе?! — коротко отозвался тот.

— А нельзя ли доехать? Поездом, автобусом или еще на чем-нибудь?

Мужичок смерил меня взглядом с головы до ног и, видимо пожалев, пояснил более пространно:

— Конечно, можете попроситься на попутную телегу, если такая случится. Отправляйтесь с богом, вдруг повезет. — Он указал направление рукой. — Другой сносной дороги у нас нет, идите, не собьетесь.

— А далеко ли до Заласабара?

Мой собеседник задумался, видимо прикидывая, в каких мерах длины и времени понятнее объяснить все городскому простофиле в штиблетах, и затем сказал:

— Если добре шагать и сила в ногах есть, к полуночи как раз и доберетесь.

Было шесть часов вечера. Что мне оставалось делать? Поблагодарив его, я двинулся в путь.

Прошагав по дороге около часа, я услышал позади себя громыхание колес. Сойдя на обочину, хотел было махнуть рукой, чтобы остановить повозку, но в этом не оказалось нужды — поравнявшись со мной, она остановилась сама.

— Бог в помощь, — поздоровался сидевший на козлах широкоплечий парень, сдерживая вожжами породистых вороных. — Куда путь держите, если не секрет?

Меня удивила его приветливость и предупредительность. Спустя много времени я, изучив характер жителей области Зала, убедился в том, что им свойственны особое чувство такта, сердечность и гостеприимство.

— В Заласабар, — ответил я.

— Эге! Сегодня вы туда пешком не дойдете, да и зачем? Будить хозяев среди ночи?

Я объяснил, как оказался в незнакомой местности, сказал, что у меня нет иного выхода. Парень выслушал меня и, не дожидаясь просьбы, произнес:

— Вот что я вам предложу, ваша милость, поедемте со мной в Гарабонц, тут рядом. Мой родственник играет сегодня свадьбу. Заночуете у нас, а там видно будет.

Смущенный, я поначалу отказывался, но потом все же принял его любезное приглашение. Меня тревожила мысль о том, что скажут молодые, увидев на пороге своего дома незнакомца, да еще в такую неподходящую пору. Но тревоги мои оказались напрасными. Меня приняли и угощали так, будто я был членом семьи и прибыл на праздник с богатым свадебным подарком. Спать меня уложили в чистую постель, а на другой день разбудили и проводили в путь опять честь по чести.

Шагая по незнакомой дороге, я, конечно, не подозревал, что в скором времени досконально изучу этот край. Узнаю, например, что села Киш и Надьрада вовсе не шомодьские, а испокон веков залайские.

Наконец я добрался до Заласабара, симпатичного небольшого местечка, окруженного кольцом зеленых, поросших лесом холмов.

Было воскресенье. Народ, одетый по-праздничному в черное, степенно шествовал к церкви. Я решился остановить одного пожилого крестьянина:

— Добрый день, любезный дядюшка. Будьте добры указать мне, где живет Йожеф Сабо с семейством.

— Охотно, сударь, только скажите, который из Сабо вам нужен?

— Так я же сказал, Йожеф.

На это мой собеседник почесал в затылке и с величайшим терпением начал меня учить уму-разуму:

— Так-то оно так, но у нас тут никого по имени не зовут, а различают по прозвищам. Вот и надо знать, который вам нужен Сабо: Горбун или Решето, Блоха или Телятник? А так вам долго придется искать.

Старик оказался прав, дядюшку Йожефа Сабо по прозвищу Шило и его жену я нашел с немалым трудом.

Если мне в жизни довелось встречать когда-нибудь идеальную супружескую пару, то это были они, супруги Сабо, мои однофамильцы. С утра и до ночи они трудились в своем хозяйстве, не разгибая спины, но как-то весело, споро, с любовью к делу, оставаясь всегда приветливыми и доброжелательными. Об этих простых деревенских людях в моей памяти осталось одно из самых лучших воспоминаний.

Я провел в их доме несколько месяцев, но это пребывание не имело никакой политической окраски. Просто их зять, муж единственной дочери, попросил приютить своего друга на некоторое время, и они сделали это. Жил я на чистой половине, в светлой, теплой и уютной комнате, где стоял рояль, а под ним на полу вроссыпь хранились душистые румяные яблоки, наполняя воздух приятным ароматом; комната моя не имела ничего общего с ледяными, вылизанными до блеска парадными покоями в богатых деревенских домах.

Когда я вызвался помогать по хозяйству, супруги Сабо поначалу воспротивились — гость из столицы не должен заниматься крестьянской работой. Но я настаивал, и они согласились. Нелегко мне было работать, особенно на винограднике, где я подвязывал лозу. Мои руки покрылись ссадинами и порезами, загрубели, как дубовая кора. Но я не отступал и, превозмогая сильную боль, все же освоил эту нелегкую премудрость, радуясь тому, что могу принести людям хоть какую-то пользу.

Дядюшка Йожи был человеком не только работящим, но и своеобразно мыслящим, умным, с добрым чувством юмора. Помню, однажды утром мы отправились на сенокос. Я ворошил сено, солнце начало припекать, и я сбросил рубаху. Дядюшка Йожи внимательно посмотрел на меня и удивленно спросил:

— Ну а когда жарко станет, что снимать будете?

У него я научился множеству всяких приемов и навыков в крестьянской работе в поле, и во дворе, и особенно на винограднике. Услышал я присказки и познакомился с обычаями, которые известны каждому виноградарю. К примеру, когда мы, сидя в винном погребке после изнурительного труда, отдыхали и закусывали добрым шматком сала с молодым луком, наливая первое вино в маленькие стаканчики, полагалось сказать: «Дай бог, чтобы и завтра так было».