Тихая война
Шрифт:
И тут неведомо откуда является субъект, у которого нет ни денег, ни положения, ни крыши над головой, и осмеливается произносить крамольные речи об одном из идолов!
Я не спешил с ответом, и молодой человек повторил:
— Так все-таки откуда?
— Скажите, господин редактор, вы читали «Белую книгу» о суде над заговорщиками в 1947 году в Будапеште?
— Разумеется, но…
— Найдите в ней показания депутата Ласло Дюлаи. Там он говорит обо мне. Тогда вы поймете откуда.
Томас попросил минутку подождать и вышел. Вернулся он через четверть часа.
— Господин депутат, вас примет мистер Хилл, американский директор нашего отделения.
ТАКТИКА ВНЕДРЕНИЯ
В бюро радиостанции «Свободная Европа» мне дали адрес Ференца Надя, проживавшего в США, на собственной ферме в Херндоне, потом устроили интервью перед микрофоном, за которое я получил свой первый в «свободном мире» гонорар, а Томас пригласил меня на обед в маленький ресторанчик по соседству, во время которого предложил мне свою дружбу. За обеденным столом он назвал свое настоящее имя — Арпад Фехервари.
Он оказался славным и по-своему порядочным парнем. Я принял его предложение и не ошибся. Уже значительно позже, после разгрома контрреволюционного мятежа в Венгрии, он порвал со «Свободной Европой», добровольно покинув свою неплохо оплачиваемую должность…
После обеда в ресторанчике, прежде чем распрощаться со мной, он спросил:
— Где ты ночуешь?
— Пока нигде. В Эйзенштадте мне указали адрес одного из лагерей для беженцев.
— Которого? На Хайдештрассе?
— Да.
— Малоприятное местечко. К сожалению, я не могу пригласить тебя к себе, так как сам снимаю комнату. Да и правила для наших сотрудников весьма строгие. Начальство печется о нашей безопасности, но еще пуще боится утечки информации, которой мы располагаем.
— Интересуются, кто бывает у вас в гостях?
Фехервари кивнул:
— Проверяют. Всех приятелей и приятельниц тоже. Кроме того, примерно раз в полгода нас возят в Мюнхен для испытаний на «детекторе лжи».
Я уже был информирован об этом американском изобретении. Поскольку я и сам мог быть подвергнут проверке на этой машине, необходимо было подготовиться, узнать ее слабые места. Мне были известны принцип и методика действия этого сооружения — неожиданные вопросы, шоковое воздействие на психику, возбуждение импульсов подсознания и прочие прелести. Собственно говоря, речь шла о психотехнике, и человек, постигший все эти тонкости, вполне мог противостоять хитроумному механизму.
Я сделал вид, что слышу о «детекторе лжи» впервые. Более того, я даже разыграл возмущение.
— Ты шутишь! Неужели здесь, в свободном мире идей и взглядов, применяют такие средства? Не может этого быть!..
Мой собеседник грустно кивнул:
— Убедишься сам. Если ты будешь иметь дело с американцами, рано или поздно и тебе этого не миновать.
Обед оказался вкусным, разговор интересным, и я почти в веселом настроении отправился искать лагерь для беженцев в районе Зиммеринг, предварительно совершив неторопливую прогулку по Мариахильферштрассе, чтобы поглазеть на витрины магазинов.
Витрины ломились от товаров, люди на тротуарах были хорошо одеты, по мостовой сплошным потоком шли автомобили. В одном месте поток лимузинов прервался — по улице катил миниатюрный экипаж-ландо, который тащила четверка забавных маленьких пони в разукрашенной сбруе. Знаменитая трикотажная фирма миллионера Пальмерса рекламировала свои изделия. Зрелище было действительно забавное, прохожие останавливались, смотрели и улыбались, я тоже остановился. Кто мог предположить, что два десятилетия спустя имя Пальмерса я прочитаю на первых страницах западных газет в связи с его похищением группой террористов с целью выкупа?
Сев в трамвай, я долго ехал через весь город. Сойдя с трамвая, очутился в пригороде. Проплутав еще с полчаса среди огородов и садов и пройдя через переход под железнодорожной насыпью, я с помощью редких прохожих очутился наконец перед воротами так называемого «лагеря для беженцев» на Хайдештрассе.
Вид лагеря отнюдь не вызвал у меня восхищения. На обширном пустыре, огороженном колючей проволокой, теснилось несколько десятков деревянных бараков. Перед одним из них по замерзшей, покрытой льдом и снегом луже катались на санках ребятишки, перекликавшиеся по-немецки на знакомом мне швабском диалекте. Очевидно, здесь жили швабские семьи, фольксдойче, выселенные из Венгрии. Я встретил там нескольких сербов и хорватов.
— Я новичок, только что приехал. Скажите, куда мне идти, к кому обратиться? — спросил я у молодого мужчины.
Он не проявил ко мне почти никакого интереса. Щуплый, с напоминающим лисью мордочку лицом, незнакомец искоса взглянул на меня. Впоследствии я узнал, что звали его Дьюла Мандачко. На родине он работал портным, потом был официантом, пока не сколотил какую-то артель, где крупно проворовался. Спасаясь от суда, он подался на Запад. Теперь, оглядев меня, он ткнул большим пальцем через плечо в сторону одного из бараков:
— Вторая дверь. Обратитесь к генеральше Матьяши. Ее превосходительство вам все расскажет.
На мой стук дверь открыла пожилая дама и предложила войти.
В небольшой комнатке, где приветливо потрескивала топившаяся чугунная печка, находилась еще одна дама, чуть помоложе.
— Моя племянница, знакомьтесь, — проговорила хозяйка дома. — Садитесь, погрейтесь немного. К сожалению, печки есть только у меня и у фольксдойче, остальные комнаты не отапливаются. — Дама с любопытством осмотрела меня, окинула взглядом с ног до головы. — А кто вы такой, позвольте узнать?
Обстановка явно указывала на то, что госпожа генеральша не принадлежит к числу лидеров венгерской политической эмиграции. Но здесь, в этом барачном лагере, напоминавшем печально известный поселок Валерии в Будапеште, она, несомненно, представляла местную элиту. Понимая, что именно здесь находится очередная ступенька лестницы моего восхождения к верхам, я галантно произнес:
— Ваше превосходительство, прошу разрешения представиться… Сабо Миклош, бывший депутат венгерского парламента.