Тихий двор с зеленой скамейкой. Cборник рассказов
Шрифт:
– Ничего, – ответил Владимир, – один раз подождет!
– А один?! – сощурилась Галка,
– Стыдно, Галя, признаться, но, правда – один. Что-то мне кроме тебя за всю жизнь никого не захотелось!
Галка долго молчала. Каким-то шестым чувством Владимир понимал, что нарушить это молчание нельзя.
Потом она как-то глухо сказала: – Не знаю, правильно ли я делаю, может, буду потом жалеть, может – тосковать…. И решительно встала:
– Пойдем, проводишь меня до номера!
До номера шли молча. Владимира трясло, ее, кажется,
Он взял ее за руку. Она руки не отняла. Около двери номера остановились.
– Ну, что, – тихо сказала она, – наверное, – пока!
– Пока, – также тихо ответил он.
Мучительно постояли.
– Ну, пока, так пока! – наконец решилась Галка.
Опять мучительно постояли.
Потом Галка прижалась к нему, чмокнула в щеку и решительно открыла дверь. И также решительно закрыла.
… На следующий день Володя получил от нее эсемеску:
« Я уехала. Эх, ты! ».
Он помучился. Отвечать или нет? А что было отвечать?
Потом он успокоился мыслью, что так было лучше. Вряд ли он жил бы спокойно, после той ночи, если бы она у них была. А дальше? Разрушить семью, оставить одних – жену, дочку?!
Нет, ну не это!
***
Прошло еще пять лет.
Многое изменилось в жизни Владимира. Он с семьей переехал на место жительства в Израиль – жена Владимира была чистокровная еврейка.
О Галке он все это время практически не вспоминал – во первых, ничего и не было, во вторых, эмиграционные хлопоты заполнили все эти годы.
Наконец, все устроилось.
И давно томившая его тоска по родительским могилам – они умерли накануне их эмиграции – заставила его взять билет в Москву.
– Я быстренько – туда и обратно – пообещал он жене.
Однако, обратный рейс в Тель-Авив – а лететь пришлось опять через Москву – уже перед самым вылетом из Шереметьево был отменен до утра.
И всех пассажиров за счет авиакомпании отвели в находящуюся прямо на территории аэропорта гостиницу.
Вечер обещал быть долгим и пустым, и Владимир спустился в бар.
Очередь к бармену была небольшой, человек пять, и Владимир послушно встал за впереди стоящей женщиной. От нее еле слышно пахло какими-то очень нежными духами, и Владимир для себя определил, что это дорогая женщина.
– Нравится? – не оборачиваясь, спросила женщина, видимо уловив дыхание Володиного носа возле своих волос.
Не узнать этот с юности родной голос было невозможно. Не может быть! Но это была Галка! Впрочем, все-таки не может быть! Так в огромной стране, а теперь и в огромном мире, потому что Владимир уже жил в Израиле, люди не могут случайно встретиться на маленьком пяточке одного аэродромного поля!
И все-таки ошибки быть не могло. Поэтому Владимир смело сочинил привычную для такой к встрече фразу:
– Как вам сказать, мэм?! Если бы из-под платья …
Женщина мгновенно повернулась и, обалдев, от неожиданной встречи, все же нашла в себе силы со счастливой улыбкой на лице,
– Не торчали трусы! … Вовка! Не может быть?! Вовка!
На них уже стали оборачиваться.
Взяв по бокалу вина, по салату – они уселись за крайний столик в углу.
– Ты как сюда попал? – начала Галка, придя в себя от неожиданной встречи.
Владимир рассказал.
– А ты? –
– А я, Вов, вышла замуж… за француза. Давно. Год назад! – засмеялась – Ну да, для меня это давно. Лечу во Францию. Прилетала в Москву по делам мужа, нужны были русские контакты. Ну ладно! Это неинтересно. Ты когда улетаешь?
– Утром.
– И я утром. Так что у нас с тобой целый вечер! Давай, рассказывай!
Что было рассказывать? Общим у них было только детство и юность. Настоящим было разное – у каждого свое.
Поэтому больше вспоминали о дворе, о своей скамейке, о том утреннем рассвете после выпускного вечера, когда казалось, что впереди долгая – долгая жизнь, и проведут они ее вместе!
… Часы пробили десять.
Наверное, пора по номерам, сказала Галка, – завтра рано вставать.
И как-то после этих слов вдруг пришло осознание, что наступает прощание, и скорее всего навсегда. Разлетались они в разные стороны.
Помолчали. И такая тоска и чувство наступающей потери охватило Владимира, что он от отчаяния, решился на то, на что не решался никогда в этой жизни.
– Галь! – сказал он и взял ее ладонь, – давай проведем эту ночь в одном номере.
– На прощанье? – иронично спросила Галка.
– Да. Я думаю, мы больше не увидимся.
– А какой тогда смысл? – Галка сказала уже серьезно.
– А какой смысл в любви?
– Галка отняла ладони, сжала обеими ладонями голову и о чем-то думая, тихо как-то себе прошептала:
– Думаю, Вов, нам уже не надо это делать. Мы сейчас сделаем что-то такое, о чем потом не захочется вспоминать! Ну, представь – ты меня разденешь. И увидишь уже опущенные груди, снимая, с меня свои любимые трусы, заметишь целлюлит, да и вообще, я могу тебе не понравиться в сексе! Не понравлюсь я тебе или ты мне. Все будет какое-то заурядненькое! И все, чем мы так долго жили, пройдет! Не обижайся, Вов! Знаешь, когда я буду умирать, я буду вспоминать, какое счастье у меня было, которого я так и не узнала!
– Я любил тебя всю жизнь, – сказал он.
– И я – ответила Галка.
***
Утром самолеты их разлетелись в разные стороны.
Больше они никогда не увиделись.
Не убьют
Телефон уже давно почти не звонил. А ведь когда-то разрывался, от звонков и это было привычным образом жизни – а как же – он нужен всем! Да и просто нужен.
Первое время, когда он ушел с работы, выпал из социума, он вечерами лихорадочно листал в «пропущенных» – вдруг кто-то его искал, а он не услышал звонка, или был в душе, или – в туалете….