Тихий гром. Книга третья
Шрифт:
Шел третий час ночи, но поручик Малов не спал, потому как на этот раз вместе с тыловыми газетами попало ему и подпольное большевистское издание. А такую литературу лучше читать без свидетелей. Он даже не разулся — как пришел с вечернего обхода в двенадцатом часу, впился в это чтиво, так и не разгибался.
Близкий выстрел, как ветром, приподнял поручика и понес на выход. Стоило ему высунуться за дверь, как в нос ударил острый, противный запах, знакомый еще с гимназической поры.
— Хлор пустили, мерзавцы! — успел сообразить Малов, подхватил
Слухи о приготовлениях немцев ходили давно. Малов верил и не верил им, но на всякий случай выпросил у того же знакомого корреспондента, занимавшегося и фотографированием, коробочку гипосульфита. В двух стаканах сделал раствор, смочил в нем конец полотенца и положил Федяеву на лицо. Потом выхватил из баула все носовые платки, сколько было, развернул их и пропитал раствором.
Лежа на полу, Паша заворочался, сорвал с лица полотенце. Его начало рвать, он корчился, извивался, царапал ногтями чуть поструганные доски, постланные на земляной пол.
— Федяев! Федяев! — кричал поручик. — Ты слышишь меня? Дыши только через мокрую тряпку. Эта жидкость разлагает хлор и может спасти тебя.
Сам поручик закрыл нос и рот мокрым платком, потом сложил его с угла на угол и завязал концы па затылке.
— Слышишь, Федяев! Дыши только через мокрую тряпку! Я ухожу.
Захватив с собою пропитанные гипосульфитом платки, поручик поспешил к своим солдатам.
Яркая-яркая светила луна. По ходам сообщения бежали с носилками санитары, метались сестры милосердия, суетились врачи. Все они были в повязках, сделанных, видимо, на ходу. Но помочь пострадавшим не успевали, да и нечем помочь-то — русская армия так и не была подготовлена к отражению газовой атаки противника, — потому всем встречным советовали смочить в воде тряпку и дышать через нее.
От штаба полка бежали связные. За тыльной стороной траншеи на мелкой траве пригорка тут и там корчились и умирали в страшных муках солдаты. Это, видимо, часовые или дневальные. Не зная, что делать, они выскакивали из окопов, но и там, наверху, вдыхая эту отраву, приближали свой конец.
Малов заскакивал к своим солдатам в землянки, раздавал носовые платки и приказывал дышать только через них.
Заканчивая обход, наткнулся он в траншее на лежащего человека. Пригляделся и с трудом узнал в нем солдата третьего взвода Горина. Помощь ему не требовалась уже: лицо почернело, зубы жутко оскалены, вокруг губ — почерневшая кровавая пена.
У самого поручика нещадно слезились глаза, предметы двоились и расплывались. Вдруг захотелось пить… И тут он почувствовал, что ветерок заметно усилился и потянул уже не с запада, а с северной стороны, вдоль главной траншеи. Это обрадовало поручика, и на обратном пути он решил укрыться в землянке Петренко и там пока отсидеться.
Приближался рассвет. Тут и там по фронту слышались артиллерийские выстрелы. С нашей стороны они звучали все чаще, а противник пока молчал.
Видимо, боясь отравить своих, как уже случалось
В землянке у Петренко все сидели с повязками из платков поручика. Смирно сидели, потому дышали неглубоко. Да и отравы здесь было меньше, чем снаружи. Но глаза у всех заливало слезой. Памятуя о спасительном северном ветерке, поручик Малов надеялся, что их мукам скоро придет конец.
Выйдя из землянки в пятом часу, поручик обнаружил, что воздух посвежел, очистился, а прохладный северный ветерок выметал отраву из закоулков.
— Всем выйти! — скомандовал Малов в открытую дверь. — Повязки пока не снимать! Землянку проветрить! Рослов — за мной!
Лихорадочно вздрагивала и гудела земля от артиллерийских выстрелов наших орудий и от разрывов разнокалиберных снарядов противника. Теперь уже не газ, а тонкая теплая пыль пронизала воздух. В том месте за рощей, где собиралось подняться солнце, в свете зари пыль эта была особенно заметной. А сама роща — с поникшими ветвями, со свернутыми в трубку листьями — являла собою странное, жутковатое зрелище: будто всю ее окатили крутым кипятком.
— Ну, как твои дела, Федяев? — спросил поручик, войдя в свою землянку.
Паша ответил не сразу. Сперва завозился, стянул полотенце с глаз, и, увидя вошедших, поднял голову, сел на полу, облокотясь на табуретку и придерживая сырой коричневый конец полотенца у рта.
— Теперь-то уж, кажись, терпеть можно, — с одышкой, трудно выговорил он. — А вот как ушли вы, думал, пропаду тут. Вон ведь пол-от испакостил весь…
— Растворите дверь настежь, Рослов, — приказал поручик. — А тебе, Федяев, надо бы врачу показаться, да пройти туда сейчас под огнем трудно. Если сможешь двигаться, Рослов проводит тебя до околотка.
— Да лучше уж погожу малость, — возразил Паша. — А то от газов уцелел вроде бы, дак осколком добьют. Наши-то все там живы?
— Живы, — ответил Василий. — Я дневалил как раз в это время… Бог, что ль, меня надоумил — сразу догадался, в землянку залез, дверь законопатил да побудил всех.
— Молодец, Рослов, — похвалил поручик, убирая со стола газеты. На некоторые из них попал раствор гипосульфита, и они потемнели. — А вот Федяев чуть не до смерти ждал какой-то подсказки… Хорошо, что выстрелить догадался.
— Спасибо, ваше благородие, — молвил растроганно Паша. — Без этой тряпицы, — указал он на полотенце, — окочурился бы я в тот же час. Тянуло из середки так, что думал, наизнанку всего вывернет… В стакане-то оставалось тут лекарство это, так я еще потом помочил им полотенце…
— Дак чего ж мне к своим итить, что ль? — несмело спросил Василий. Все еще стоя у входа, он чувствовал себя неловко в офицерской землянке.
— Да, можно идти, — разрешил поручик.