Тихий гром. Книга третья
Шрифт:
Ох, и разодрали бы на клочки этого серого оратора офицеры, так ведь только что была объявлена свобода слова, печати, собраний, к тому же насмерть глушил несмолкающий, могучий грохот солдатских аплодисментов, и офицерам оставалось беспомощно зеленеть лицами.
Выступали и другие солдаты. Все требовали мира, прекращения войны. Здесь вдруг наружу стало выплескиваться то, что годами копилось в солдатских душах, кипело и таилось там до времени. Начальству, привыкшему видеть солдатскую покорность, казалось, что тут на глазах начинается бунт. Некоторые офицеры пытались сгладить углы генеральской речи, но, призывая,
Митинг затянулся, страсти разгорались. Урезонил всех и как-то уравновесил настроения поручик Малов.
— Братцы солдаты! — сказал он. — Дорогие мои соотечественники! — От этого и солдатам потеплее сделалось, и офицеров тронуло. — Сегодня мы узнали, что в России, наконец, совершилась народная демократическая революция. Низложен Николай Кровавый, как его называл народ. Но ведь это не значит, что Россия перестала существовать. Власть перешла к Временному правительству, а в его программе ничего не говорится ни о продолжении войны, ни о прекращении ее. Для чего же нам спорить о том, что пока не приобрело ясности? Несомненно одно: никакое государство, в том числе и демократическое, не может существовать без армии. Что же это выйдет, если от своего царя мы освободились, а немецкому кайзеру сдадим позиции и окажемся под иноземным гнетом? Я думаю, среди присутствующих не найдется ни одного, кто бы согласился пойти под власть Вильгельма!
— Нет! Нет! — кричали солдаты. — Таких нету!
— Полагаю, что у всех у нас есть сегодня прекрасный повод порадоваться случившемуся, а для решения других вопросов, затронутых здесь, у нас еще будет время. Да здравствует свободная Россия!
Дипломатическая речь Малова приглушила страсти обеих сторон. Многие офицеры по-своему поняли и оценили, восприняв ее как хитрость на пути к завоеванию солдатских сердец. Но поручик говорил от всей души, без лукавства. Он твердо верил тогда, что Временное правительство, если оно намерено удержать власть, должно выполнить волю большинства народа, хотя бы и вопреки собственному желанию. А в «Программе первого общественного комитета» о войне и мире действительно не было сказано ни слова.
К вечеру были избраны полковые комитеты. Командирскому единоначалию пришел конец. Оказалось, что о расформировании 17-го Сибирского полка знают уже все. Одновременно поползли слухи о новом его сформировании, коли вышла амнистия.
Петренко, усталый и довольный, вернулся в землянку позже всех, перед самым отбоем. Он теперь член полкового комитета, а поручик Малов — председатель этого комитета. Солдаты, словно очнувшись от векового кошмарного сна, забрасывали отделенного командира вопросами.
— Выходит, связали вы белые ручки полковому командиру, — спрашивал Андрей Михеев, — коли не может он распорядиться по своему усмотрению, без комитета?
— Выходит, связали.
— А вот ежели б у нас в Сибирском был тогда комитет, — горячо рассуждал Макар, — не позволил бы он гнать солдат в трясину и расстрела б не допустил. Гляди ты, как умно придумал ктой-то!
— Умно-то, умно, да смотря кто в комитете сидеть будет, — возражал Петренко. — Всякое наделать могут… Вы думаете, царя скинули — и все? Нет, братцы! Не продержался бы царь триста лет, если б его помещики не поддерживали. А интересы у них одни — крестьянскими
— Дак чего ж делать-то нам теперь? — недовольно спросил Макар.
— К большевикам прислушиваться надо, к Ленину.
— А что это за большевики и какой такой Ленин?
— Партия большевиков борется за подлинные интересы народа. А Ленин, Владимир Ильич, руководит этой партией.
— Чудно, — дивился Макар, лежа на нарах и почесывая затылок, — большевики какие-то, Ленин… Да как же не слыхать-то про их ничего? И где они?
— В том-то и беда наша, — усмехнулся Петренко, — что ничего вы не слышите, а потому и ничего не видите, даже рядом возле себя… Все революционные партии в подполье сидят. Многие в тюрьмах да в ссылках томятся. А жандармы умеют секреты беречь…
Проговорили почти до утра. Не выспались. А Василий с Григорием и радовались всему случившемуся, и с интересом слушали умные разговоры товарищей, но голову сверлил единственный неотступный вопрос: а с отпуском-то как же теперь? Выходит, пропало все, коли и начальник дивизии сам себе не хозяин. Вот ведь какая напасть!
Но с вопросом этим, как бы ни волновал он их, солдаты ни к кому не обращались — как-то неловко было, совестно. Ведь вокруг творились такие великие, важные государственные дела, всколыхнувшие всех и каждого, а тут отпуск!
Прапорщика Лобова солдаты в те дни совсем не видели. Слышно было, что будто бы затворился он в землянке у себя, одичал и запил горькую. Как и где добывал он запойного зелья, неведомо, но расставание с царем получилось тяжкое — и не у него одного. Офицеры второй роты и некоторые штабные оказались в таком же виде.
Дня через три после митинга в землянку заскочил перед обедом сияющий радостью поручик Малов.
— Поздравляю! — крикнул он с порога, еще не прикрыв за собою дверь. — Поздравляю наших геройских солдат с отпуском на родину!
Отпускники бросились к нему.
— Как видите, сдержал все-таки генерал свое слово, — говорил Малов, вручая им уже готовые отпускные документы. — Даже не стал на комитет ссылаться… Подводу я, между прочим, выхлопотал… Сейчас пообедаете, получите паек, пойдете на полковую конюшню, доложите старшему уряднику от моего имени, и вас отвезут до станции.
Счастливые отпускники не знали, что делать, как благодарить поручика — ведь столько времени ждали они этого момента, а вышло совсем неожиданно, будто манна с неба просыпалась. Ошеломленным, оглохшим от радости, крепко пожал им поручик руки и пожелал:
— Счастливой дороги, братцы! Порадуйте родных своим возвращением. Отдыхайте. Будьте здоровы!
Поручик ушел, а в землянке у солдат все завертелось клубком. Продукты успели они получить еще до обеда. И без того спешили по-пожарному, а Паша Федяев еще поторапливал:
— Скорее, скорее, братцы, сматывайтесь! Только бы вам из полка выбраться, поколь никаких революций нету, а то ведь опять задержат либо совсем не отпустят.
Провожать их до подводы пошло все отделение. Но, выбравшись из хода сообщения на поляну, Петренко подхватил отпускников под руки и повел их отдельно от остальных, чтобы поговорить с глазу на глаз.