Тихий гром. Книга третья

Смычагин Петр Михайлович

Первыми тут оказались кум Гаврюха, Иван Корнилович Мастаков — Чулок, стало быть, Илья Проказин, Прошечка, Леонтий Шлыков.

— Вот как ноничка дело-то поворачивает, — заявил с прихода Леонтий, — самому царю по шапке дали — и никаких спросов!

— Да хрен с им, с царем! И без его проживем, — хрипловато прогудел кум Гаврюха. — Вот, кто бы нам пояснее все обсказал… Ты, Тиша, ничего не слыхал?

Но Тихон ответить не успел.

— Доигрались, допрыгались, черти-дураки! — как всегда, горячо врезался Прошечка. — Ишь, ведь чего

сотворили — самого царя с трону спустили… Проживем! — передразнил он Гаврюху. — Ты, черт-дурак, проживешь! У тибе и в голове-то вон никакого царя нету. А как Расея жить станет, про то подумал? Тут в семье без хозяина либо с таким вот, как ты, порядку не бывает, а то цельная государства. Глотки ведь перегрызем друг другу, черти-дураки!

— Неловко без управы-то, конечно, — заметил Чулок. — Все равно ведь заместо его должен же кто-то быть… А може, там уж нового царя поставили?

— Чего ж ты молчишь-то, Тихон? — снова обратился к нему Гаврюха.

— Да и я столь же знаю, сколь все. Степка вон сказывает, что будто бы цельную неделю мы без царя-то живем, либо и того больше. А ведь ничего, Прокопий Силыч, все живы.

Прошечка уже готов был на Тихона броситься, но Степка, оглянувшись в кутное окно, громко сказал:

— Вон Иван Федорович идет!

— Ну, этот башковитый, — обрадовался Илья Проказин, — все разобъяснит.

— Башковитый, — возразил Тихон, — да неплохо бы знать, сват, куда башка-то его повернута. Ты редко к нам заглядывал, а я его тут наслушался…

— Ну, что, мужики, царя отпеваете, слезы льете? — спросил Кестер, проходя к столу. Пока еще в избе не очень тесно было. — Или злорадствуете?

— Да нет, — усмехнувшись, ответил за всех Тихон. — Слез поколь ни у кого не видать, а вот Зурабов-то, Яков Ефремыч, прав был, выходит. Помнишь, он говорил, что либо его столкнут, либо сам от престола откажется?

— Хорошо все помню. — Кестер сразу начал набивать свою трубку, как только присел к столу. — Помню, но никто его не сталкивал с престола, сам он отрекся от него в пользу великого князя Михаила второго марта.

— Еще второго ма-арта! — значительно повторил Чулок. — Теперь, стало быть, Михаил нами правит?

Мужики запереглядывались недоуменно, а Кестер жестко сказал:

— Нет. Михаил не принял престола. На другой день и он отказался.

— Э-э, — удивился Леонтий Шлыков и простодушно спросил: — Дык чего ж им враз царствовать-то всем расхотелось? Надоело, что ль?

Кругом засмеялись.

— Здравствуйте, мужики! — молвил Виктор Иванович, внезапно тут объявившись. — Зря смеетесь. Леонтий-то в корень глядит, волк его задави! — Данин подсел к столу. Толстая цигарка во рту у него догорала, потому начал свертывать новую. — Конечно, за триста лет могло бы и надоесть царствовать-то, но Николашке Кровавому не надоело. Он двадцать два года просидел на троне… И еще сидел бы, да снова в Петрограде пролилась народная кровь. На улицу вышли не только рабочие, но и солдаты восстали.

Революция совершилась — вот отчего, Леонтий, царствовать-то и расхотелось им враз.

— Ну, Миколашке, так ему и надоть, черту-дураку! — Вдруг начал прозревать Прошечка. — И правда, что в тюрьмах уж местов не стало хватать, слыхал я от знающего человека… Дык правит-то кто ж нами теперь?

Этот вопрос больше всего волновал мужиков, потому и ответа на него ждали, как манны небесной. А Виктор Иванович вроде бы не торопился с ответом, в затылке почесывал, покрякивал загадочно.

— Власть в России перешла в руки Временного правительства, — опередил его Кестер. — Это правительство демократическое, значит, народное.

— Ишь ты, — заметил негромко Леонтий, — народное, дак потому и временное. А посля постоянно-то опять, что ль, царь будет?

— Нет, — сказал Виктор Иванович, — царя больше не будет. А вот что это за народное правительство, в котором опять же угнездились и Родзянко, и князь Львов, и Ржевский, и полковник Энгельгардт, и прочие такие же, куда они поведут Россию? Кто же за мужика-то заступится?.. У нас в городе то же самое теперь творится. Выбрали временный гражданский исполнительный комитет из семи человек, а в него вошли четыре кадета, от эсэров одна женщина, меньшевик да учитель один из казаков.

— А ты что же хотел, чтобы наших мужиков туда посадили, а Леонтия бы председателем сделали? — спросил Кестер.

На, его выпад никто не обратил внимания. У всех застряли в мозгах мудреные слова Виктора Ивановича, потому как многие, слышали их впервые.

— И кто ж они такие, эти самые, — спросил Леонтий, стараясь не упустить из памяти и повторить эти слова, — ну, эти самые кадеты, сесеры, иль как их тама, меньшевики? Чего они добиваются?

— Не просто пояснить это, — откликнулся Виктор Иванович. — Лучше сказать: все они — царские прихвостни, и простому народу добра от них не дождаться.

— Власть, она, должно быть, как баба, Леонтий: поколь не спытаешь, не разберешь, чем она тибе казнить станет, — изрек глубокомысленно кум Гаврюха. — В девках-то все они милые да ласковые.

— Нечего тут испытывать! — горячо возразил Виктор Иванович. — На беды мужичьи наплевать им, да как бы свои капиталы сохранить и умножить.

— Дык мужик-то опять, что ль, сам по себе останется? — не унимался Леонтий. — К кому ж ему прилепиться-то? А земли не сулят они?

— О земле, о судьбе мужичьей, о судьбах простого рабочего народа с момента своего возникновения думает партия большевиков. Но партия эта все время вынуждена была скрываться в подполье, потому вы о ней ничего не знаете. А руководит этой партией Владимир Ильич Ленин. Вот за Лениным, за большевиками и надо идти мужику. Новое правительство ничего о земле не говорит, а призывает, как и при царе, воевать до полной победы над Германией, воевать за далекие Дарданеллы, а мужику для этого еще туже надо затягивать опояску…