Тихий уголок
Шрифт:
И прежде, чем он успел что-либо сказать, она положила плащ ему на колени.
– Вот. Теперь, если подхватите двустороннюю пневмонию, меня не вините. Я постаралась, как могла.
Мистер Ребек, моргая, посмотрел на плащ у себя на коленях, коснулся шелковистой серой ткани.
– Это мне?
– Нет. Президенту Эйзенхауеру. Ой, да что с вами? Конечно же, это вам. Думаете, я его для себя всю дорогу сюда тащила? Это – дождевой плащ, так теперь вы не промокнете и не простудитесь здесь, – она рассмеялась и протянула руку, чтобы отвернуть воротник плаща.
– Очень славный плащ, – сказал мистер Ребек и поднял его
– Не знаете? А что надо знать? Конечно, это славный плащ. Он не пропускает дождь, и в нём вы не промокнете. Когда вы опасаетесь, что дождь пойдет, вы берете плащ с собой. Нет дождя – хорошо, плащ не понадобился. Ну, а если дождь начинается, вы его надеваете. Вот так. Это дождевик.
Мистер Ребек вертел плащ в руках и не смотрел на миссис Клэппер.
– Да, я знаю, как им пользоваться, – несмотря на веселость, миссис Клэппер заметила наконец, какой у него горестный тон. Она с изумлением взглянула на него.
– В чём дело? – она внезапно щелкнула пальцами. – Вы, возможно, думаете, что вам он слишком велик? Нет, не слишком. Вот, – она взяла плащ у него из рук. – Встаньте-ка и наденьте его на минутку. Я вам покажу, что он для вас не слишком велик.
Мистер Ребек не встал.
– Нет, – сказал он. – Дело не в этом. – Он повернулся чуть вбок, и теперь сидел на ступенях к ней лицом. – Гертруда, – это был второй или третий случай за время их знакомства, когда он назвал её по имени. – Я вам весьма благодарен, но я не могу принять этот плащ.
Потрясение в её взгляде заставило его желудок сжаться, хотя он и знал, что через две секунды все пройдет, но в течение этих двух секунд миссис Клэппер была беззащитна, и мистер Ребек чувствовал себя слабым и виноватым. Он так и не смог понять и усвоить, как же надо обращаться с ранимыми людьми. Наконец миссис Клэппер овладела собой.
– Вы не можете его принять? Как это? Что с вами, Ребек? Я что, душу у вас покупаю? Я вам принесла дождевой плащ, тут что-то не так?
– Мне не нужен дождевой плащ, – сказал мистер Ребек.
– Вы что – утка? – её выразительный рот скривился и выгнулся, словно ложе катапульты, запускавшей в мистера Ребека слово за словом. – У вас на ногах перепонки? Вода скатывается у вас по спине? Как это понять, что вам не нужен дождевой плащ? Всем на свете нужен дождевой плащ, а вам вдруг не нужен?
– Он мне не пригодится, – сказал мистер Ребек. – За все время, что я здесь прожил, я ни разу не пользовался дождевиком.
– Значит, вы чокнутый, – тут же отозвалась миссис Клэппер. – Достаточно скверно, что вы живете в ненормальном месте, вроде этого, но без дождевого плаща… И за двадцать лет вы ни разу не попали под дождь? Ни одного раза?
– Конечно, попадал. Но тут везде есть, где укрыться: деревья, мавзолеи, служебные постройки. Я ни разу по-настоящему не промок, – он поискал у себя в мозгу довод, который для неё хоть что-нибудь значил бы, – я вообще никогда не болел.
Миссис Клэппер покачала головой в знак презрения к его невежеству.
– Так вы думаете, это значит, что вы и впредь никогда не промокнете и никогда ничем не заболеете? Ребек, поверьте мне, когда вы всё-таки промокнете, то вас проберет до костей, а когда заболеете – то это будет даже не двусторонняя, а трехсторонняя пневмония. И что же вы тогда будете делать? – она снова бросила плащ ему на колени. – Послушайте, просто берите его повсюду с собой. Это что – очень трудно? – глаза её вспыхнули, когда она подумала о возможной причине, по которой он отказывается от плаща. – Вы думаете, он мне самой очень нужен? Да не нужен он мне. У меня – миллион дождевых плащей. У меня – полная кладовая дождевых плащей. Я каждый день могу надевать какой-нибудь новый. Вы меня не обкрадываете.
Мистер Ребек покачал головой.
– Нет, Гертруда, – он аккуратно сложил плащ и вручил ей. Она его не приняла, и мистер Ребек положил плащ между ними на ступеньку.
– Большое вам спасибо, – сказал он, зная, что не осмелится взять плащ и отчаянно желая смягчить неприятный момент. – Это была чудесная идея, Гертруда, но вы зря старались, он мне не нужен.
– Смирительная рубашка, вот что вам нужно, – ответила миссис Клэппер, но произнесла это рассеянно, без злобы. Она разгладила на коленях платье и неожиданно тепло улыбнулась мистеру Ребеку. – Так хорошо, но берите его. Взгляните на меня, я в своём почтенном возрасте превратилась в зануду. Мы об этом позже поговорим.
– Нет, – сказал мистер Ребек. Для миссис Клэппер «позже» могло обозначать что угодно – от двух минут до двух лет. Он от всей души надеялся, что она имела в данном случае в виду последнее.
Теперь же, не отрегулировав сколько-нибудь заметно механизм, она перешла к другой теме.
– Послушайте, вчера вечером я сидела с ребёнком своего зятя – того, который дантист. Я вам о нём рассказывала. Он захотел сводить мою сестру на Стадион Льюисон. Так он мне звонит и говорит: «Гертруда, у тебя вечер свободен, как насчёт того, чтобы присмотреть за Линдой, чтобы она не выпала из кроватки?» Ну, дочка у него – куколка. Ей шесть лет – и совершеннейшая куколка. Сидеть с ней – удовольствие, не то что с другими детьми. Я вам показывала её карточку, верно?
Мистер Ребек кивнул. Достойно удивления, что он всегда мог сообразить, кто и в каком родстве с миссис Клэппер состоит, это и сама она не всегда помнила. Более того, он с удовольствием слушал о них. Они были единственными людьми за кладбищенской оградой, о которых он что-то знал, и он решил, что они бы ему понравились, если не считать двух кузин, которых и сама миссис Клэппер не выносила.
– Прекрасно, – продолжала миссис Клэппер. – Я пришла около шести, сестра и зять пошли на концерт, а я стала играть с Линдочкой. Она у нас такая куколка, что сидеть с ней – привилегия. Ей полагается ложиться в семь, но я ей позволила не спать до семи тридцати, и мы с ней хорошо провели время. В конце концов я её укладываю, накрываю одеяльцем, «Спокойной ночи, Линда», а она за меня цепляется и говорит: «Расскажи мне сказку».
Теперь она изображала то себя, то Линду, превращалась то в одного, то в другого персонажа, из женщины в ребёнка и снова в женщину с той же лёгкостью, с которой переключается сигнал светофора.
– Сказку? Хорошо. Но скажи мне ради Бога, что именно за сказку? А она говорит: «О красной курочке». Слава Богу, хотя бы эту я знаю. Я – единственная женщина в мире, которая не знает «Спящей красавицы», но «Красную курочку» я знаю как свои пять пальцев. И вот начинаю я ей рассказывать о красной курочке, как живет она среди животных на ферме и приходит ей в голову, что она должна испечь хлеб. Вы-то знаете, что это за сказка?