Тихое течение

Горецкий Максим Иванович

Еще несколько снарядов, один за другим, разорвались вблизи окопов. Хомка отпрянул в уголок и перекрестился дрожащей рукой. Его всего трясло. Ожидание

действовало угнетающе.

Еще снаряд. Глухой гул. И на миг все вдруг смолкло. «Мимо! Мимо!» — стучит в ушах. Орудийный взрыв склонил березы к земле, они качнулись, задрожали; земля ушла из-под ног, в окоп посыпалось, руки, ноги безвольно болтают­ся, потом вдруг словно онемели. Хомка сжался, укрылся за бруствером, но что-то больно толкнуло его в живот. «Что это?» — в испуге подумал он. Его прошиб пот, все члены оцепенели, захотелось пить. Перед глазами про­мелькнул образ матери, Ганутка, вильнула хвостом Куцая. Его отбросило к сугробу. Провалился по пояс в снег... глубже... А разъяренный городчанин все швыряет и швы­ряет в него тугими снежками. «За что? — сквозь слезы итак

тихо, что самого себя не слышит, спрашивает Хомка.—. За что?» Шепчет он все тише и тише. Острая обида, отчая­ние терзают сердце.

Страх обуял хлопчика. Он уже не может справиться с ним и падает в бездну все глубже и глубже. Где-то вы­соко-высоко — кто знает, как высоко! — кричит с обрыва фельдфебель: «Носилки!»

И — тишина. Все смолкло. Нигде не звука.

— Зачем тут носилки? — говорит ротный.— Он убит. Подбирайте только раненых!

В черной мгле сверкают, искрятся острые иголки, ста­новятся тупыми, исчезают, сливаются в ничто...

Перевод Агея Гатова.

Вторую часть главы "Горькая премудрость", текст которой не был известен А. Гатову, перевел Борис Бурьян.