Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)
Шрифт:
– Ты что это у нас шляешься, козел? Тебе что - других улиц мало? Иди отседова.
А он в ответ:
– Нет, я все-таки попрошу вас вспомнить национальность вашего дедушки. У вас правильное русское лицо, но
что-то все же вызывает мои сомнения.
Епрев тогда ему показывал кулак.
– Нет, вы не подумайте, что я... что-либо предосудительное. Меня даже и фамилия ваша не интересует. Но
скажите честно - ваш дедушка, случайно, не был еврей?
Или грек?
Епрев, хорошо себя зная, после этих слов сразу же уходил, опасаясь, что не выдержит и потом до конца дней своих будет петь лагерные песни.
А субъект разводил руками.
— Видите. Никто не хочет помочь мне в моем важном
деле.
— Да кто же ты все-таки есть такой?
– интересовались мы.
А вот этого-то вопроса тип терпеть не мог. Он тогда сразу складывал все свои инструменты. А они у него были: карандаш и ученическая тетрадка за две копейки. И начинал плести чушь, вроде:
– Я? Вы спрашиваете, кто я? Я - обыкновенный статистик.
Но я его для ясности все же буду называть сукиным сыном, а не статистиком. Так оно вернее, да и впоследствии подтвердилось.
Вообще-то его в милицию пару раз сводили, конечно, потому как ошибочно думали - вор. Его мильтон спрашивает:
– Вы с какой стати ходите по дворам, гражданин?
А тот бормочет под нос, что известно-де, с какой целью.
Тут ему Гриня (мильтон) и выкладывает:
– А вот граждане считают, что вы хочете чего-нибудь спереть, с той целью и шатаетесь.
И смотрит на него очень внимательно, впиваясь взглядом, как гипнотизер.
Сукин же статистик ему очень спокойно:
— Да. Это очень распространенная ошибка. Меня часто принимают не за того, за кого надо. А я - ученый.
— А документики у вас есть, уважаемый гражданин ученый?
— Есть.
И достает паспорт.
Ну, Гриня смотрит. Паспорт как паспорт. Прописка есть, судимостей нету.
– Ступайте, - говорит.
– И смотрите, чтобы люди на вас не жаловались.
А ему только дай волю!
– Так вы утверждаете, что ваш дедушка – сосланный донской казак чистых славянских кровей? Но ведь ваша
прабабушка - тунгуска, как вы выразились на прошлой неделе.
Все, язва, помнил. У него на каждого было заведенное дело, где имелись родственники в старину до пятого человека. Дальше никто вспомнить не мог.
Раз статистик Орлова попрекнул, что тот ничего не знает про свою прабабушку. Орлов обиделся и кричит:
– Отвали ты, волк! Я про своих псов все тебе расскажу. Они - колли, сеттер и пинчер. Они медали имеют.
И могу тебе хоть до пятого, хоть до десятого кобеля. А ко мне ты чо привязался? Я тебе чо - кобель?
И тут вы можете заметить, что мы с ним разговаривали довольно грубо. Это верно, грубо. А как еще прикажете с ним разговаривать, когда он шатается под окнами и если кто выйдет, так он сразу к нему:
– Скажите, пожалуйста, ну а сами вы что думаете?
Считаете себя славянином?
Как бы вы ответили на подобный идиотский вопрос? Ясно, что и отвечали по-разному. Кто - не знаю, кто - подумать надо, кто - какая разница.
А Шенопин, например, долго не думая, взял да и завез статистику в глаз. Он, правда, потом долго извинялся. Пьяный, говорит, был. Простите-извините, товарищ статистик. И все ему рассказал про своего прапрадедушку - пленного француза.
— А прабабушка у меня была донская казачка.
— Что-то вас тут шибко много, донских казаков, - только-то и заметил сукин сын, трогая пальчиком незаживающий шенопинскии фингал.
Уж его и жалели.
— Ты бы шел куда на другую улицу. Ты ведь нас уж вдоль и поперек изучил.
— Почти!
– статистик поднимал палец.
– Почти, но не совсем. Вспоминайте, вспоминайте, граждане. У меня - теория.
Уж его и умоляли:
— Да ты глухой ли, что ли? Иди на другую улицу.
— Не мешайте мне работать!
– сердился этот паразит.
– На другие улицы я хожу по другим дням. Вы, может, думаете, что вы у меня одни?
Уж его и жалели:
— Может, тебе денег дать?
— Не надо мне ваших денег. Мне их платит государство, - отвечал этот наглец, заползший к нам, как гадюка, на теплую грудь.
Вот таким манером он, значит, шнырял, вынюхивал, выспрашивал, а потом исчез.
Да! Исчез - и все тут. Будто его и не было. Только хрена он совсем исчез. Вот вы сейчас увидите.
Мы сперва даже немножко загрустили. Привыкли-таки. Раз собрались все, в домино стучим, и кто-то говорит:
— Интересно, куда это наш дурак задевался?
— Какой еще дурак? Толя-дурак?
– не разобрался Епрев.
— Да нет, статистик.
— А-а, статистик. А я думал - Толя. Помните Толю?
Приедет с веревкой на водокачку. Длинная веревка и намотанная на руке. Ему Лизка воду в кадушку льет, а он
веревку разматывает. Вода налитая, веревка размотанная.
И пока веревку назад не смотает - не уедет. Фиг его с места сдвинешь.
— Уж это точно, - поддержал Епрева Герберт Иванович Ревебцев.
– Сильный был черт, а добрый. Одного не
терпел. Мы его, пацанята, спросим: "Толя! Жениться хочешь?" Тут он сразу нас догоняет и рвет уши.
— Рвал, рвал, - поддержали бывшие пацанята.
— А где он?
— Статистик?
— Нет, Толя.
— Толя умер.
– А-а. Точно. Толя умер. А где же статистик?
Где статистик? А вот слушайте, где статистик.
Раз Епрев получил хорошую премию и купил на ее основную часть транзисторный приемник ВЭФ-201, очень замечательной конструкции. Вышел вечерком во двор и включил для молодежи современную песню: