Тина
Шрифт:
«Ты... ты… – выпалил он, зажмурившись. И будто стон вырвался из его груди, – Я тебя когда-нибудь трогал? Я болтал, стращал, но никогда не приводил свои угрозы в исполнение, – словно через силу крикнул Кир в свою защиту и снова накинулся на меня потоком слов, вылетающих как из брандспойта или садового поливального шланга. – Брось услащать свою речь примитивными, шаблонными цитатами. Катаешь пустые незначительные фразы, как морской прибой гладкие камешки. На кой ляд мне твои философские пассажи? На советских долбанных речах сдвинутая? Сколько «красноречивых» слов напрасно извергаешь! Ну, никак ты не можешь обойтись без них. Я устал от помпезности еще тридцать лет назад. Всю обедню испортила... Я не расположен выслушивать
«Это Тина для тебя – мелочь?! По иронии судьбы она твоя жена, – ужаснулась я. – Я понимаю, по какому-то вдохновению, в состоянии духовной приподнятости, в измененном состоянии, когда все воспринимается совсем иначе: ярче, прекраснее… человек может совершить отдельный героический нелогичный поступок даже для такого... как ты, у которого нет чувства благодарности. Но тут… ежедневный подвиг… Я знаю, любовь – это высшее, что дано человеку. Она не цель, не средство, а путь по которому идет человек. Эти слова – моё искреннее приношение Тине, её таланту любить. Она как цветок доброты и радости в мире твоего зла и лжи. Ее суть – зашифрованная тайна и потому она – редкое явление. Тебя в ней что-то смущает?»
«Обрыдалась? Ты мне еще прочти лекцию о взаимообусловленности и взаимопроникновении добра и зла! Предъяви свои полномочия! Подожди, дай мне договорить, не делай вид, что не хочешь меня слушать. С каких это пор я впал в немилость? Ты на чьей стороне? Мы же всегда с тобой ладили, ты меня защищала, я доверял тебе, считался с твоим мнением. И хотя у тебя чересчур прямой взгляд слишком опытной женщины, ты, как мне казалось, всегда являлась той, с кем можно было поделиться тяжелой ношей невысказанных обид, рассказать о самом потаенном. С тобой можно было быть самим собой. Мы были на равных. До сегодняшнего дня я считал тебя вменяемой, непостижимая моя. А теперь не пойму, куда ты клонишь».
Я не стала уходить от ответа. Но фыркнула:
«Поиграем в «угадайку»? Вернулся ко времени предшествующему началу твоего падения? А ты перейди сразу к развязке.
«Что на тебя нашло? С чего вдруг стала такой черствой? Напролом идешь. Раньше ты ко мне была более расположенной, относилась с должным вниманием. Я с тобой как с самим собой разговаривал. Решила на меня излить свою досаду? Я попался тебе в одну из таких минут, когда тебе самой потребовалась жилетка? У меня голова от тебя идет кругом. Наносишь удары по моему самолюбию, вымещаешь свою неудовлетворенность жизнью? Ты думаешь, что я настолько глуп, что не заметил этого? Что, манипулировать человеческими чувствами – ни с чем несравнимое удовольствие? Посильнее секса будет? Недостойно ведешь. Не выступай, это моя жизнь, а не твоя вотчина. Не переходи мне дорогу. Каждый – я так думаю – должен сам ломать и строить свою жизнь».
Напросился на свою голову. Оно, конечно, дурак и в Африке дурак… Нет, чтобы пройти мимо, не заметить, раз не в духе. Думал, встретил тебя как нельзя кстати. Даже не имел ничего против, чтобы с удовольствием поболтать. Решил, ты вполне приемлемый вариант для общения. Вроде бы даже соскучился по твоей иронии и эрудиции. Как и ты, впрочем, да? Я даже присвистнул от радости, увидев тебя».
«Говорун еще тот», – усмехнулась Жанна.
«Ты опять только о себе. Я из-за Тины вас мирила. Тогда я еще мало знала твой истинный характер, не желала рыться в хламе твоих чувств и, хотя недолюбливала, хотела – что совершенно естественно – помочь подруге. Я сама тогда в нашей с ней дружбе искала лекарство от собственного одинокого существования. Говоря это, я ни словом не грешу против истины.
Тина
«Какой?» – спросил он с мукой в голосе.
Я промолчала. О другом заговорила:
«Для Тины отдавать – истинное наслаждение, только тогда – ее слова! – она абсолютно счастлива. Ты не понимаешь, что истинная любовь не бывает тривиальной. А ты способен только тешить свое самолюбие местью Тине за свои неудачи. Ты всего лишь умеешь навязывать свои интересы. А твое идиотское самокопание может разъесть душу самого стойкого человека… С возрастим мы внутри себя почти не меняемся, но мудреем, учимся держать себя в руках. Только вот нервы… К тому же я сейчас сама переживаю годы потерь и утрат – не самые легкие времена, – вставила я в свое оправдание. – И теперь, когда наступило время осмысления прожитого, я жалею о своем заступничестве и не знаю, как загладить свою вину перед Тиной».
«Откровенно говоря, я совсем не рвался к тебе, вот и растерялся от неожиданности, – со своей обычной ухмылкой заговорил Кир. – Заторможен я после вчерашнего. Начну с того, что не могу сказать, что желание видеть тебя во мне остыло – ты интересный экземпляр. Я сгорал от любопытства, но случилось непредвиденное. С той самой минуты, как ты заговорила, я понял: дело решенное – будет долбить. Надо было перестраховаться – уйти подобру-поздорову, чтобы в моем сердце не зачах, не оскудел и не выродился окончательно твой образ, и душа, придававшая ему глубину, не отлетела…
Тебе жаль для меня лишней толики тепла и участия? Какая ты женщина? Ты прокурор. За что честишь меня? Наговорила тут ни много, ни мало – с три короба беспощадных, жестоко разящих слов. Оповестила о незнаемом? Спустила пар в элементарном многословии, высветила свой сволочной характер. Ха! Столь содержательные встречи происходят у меня не часто! Низкий поклон тебе за науку. Хочешь новый виток ругани? Валяй».
«Мне что, больше всех надо? Пусть Тина тебя воспитывает. Мне своих забот хватает», – для пущей убедительности добавила я.
Чувствую, при внешней видимости спокойствия на лице, он дошел до точки внутреннего кипения, предвещающей взрыв. Но не пожелал его предотвратить, а, напротив, повысив голос, снова возвратился к поднятой теме, накачивая себя раздражением. Зло, с сердцем говорил, словно от избытка чувств:
– Погоди. Хватит поучать! Ты не вправе. У меня скоро грядет юбилей. Знаешь ведь, сколько стукнет. Считаю, что со мной подобный тон уже недопустим. Да, мне виднее. Сделай одолжение – отвали. Ша! Чтобы ты ни произносила, это – всего лишь слова. Не устаешь от себя самой? Доконала, ведьма. Ети твою душу… Усекла? Надоела мне вся эта свистопляска вокруг моей особы. Кажется, весь мир ополчился против меня. Козлом отпущения решила меня сделать? В пустом сердце не аукнется, в пустой голове не отзовется…»