Тишина

Хёг Питер

Он схватил ее за руку.

— Это ребенок, — сказал он, — она в опасности. Что она посылала тебе?

Она попыталась отдернуть руку, он сжал ее сильнее.

Кто-то появился у входа, это был один из монахов и еще один человек в штатском. Темноволосая женщина и мужчина, сидевший напротив нее, как раз встали. Это не могло быть простым совпадением — значит, они из полиции.

Выхода не было. Приближалась Пасха. Он подумал о Спасителе. Ему тоже было не особенно весело в пятницу вечером. И тем не менее он не остановился.

Каспер повысил

голос.

— Я страдал, — произнес он. — Я невыразимо страдал все эти годы.

Она достала бутылку из ведерка, держа ее словно жонглерскую булаву. Это была реакция на то, что он схватил ее, намек на физическое принуждение — она никогда не терпела этого. Он отпустил ее руку.

— Я изменился, — сказал он. — Я новый человек. Возрожденный. Я раскаиваюсь.

Она отвернулась от него. Полицейские приближались. Никуда от них было не деться.

— Я не могу заплатить, — проговорил он. — У меня нет ни гроша.

В помещении была прекрасная акустика. Немного суховатая, но по потолку шли желобки, это обеспечивало хорошее распространение высоких частот. Звуку надо создавать препятствия, гладкие потолки — это ужасно. Ближайшие столики перестали есть. Два официанта сдвинулись с места.

Она раскачивалась из стороны в сторону. Словно тигр в клетке зверинца.

Он поднял разбитый бокал из-под шампанского. Бокал превратился в венок бритвенных лезвий на хрустальном стебле.

— Я не хочу жить без тебя, — сказал он. — Я покончу с собой.

В ресторане было около сотни человек. Из-за этого его слова звучали несколько приглушенно. И тем не менее к нему теперь было приковано внимание большинства. Трое официантов и Лайсемеер были уже почти у самого столика. Полицейские остановились.

— Ну, так и сделай это, — прошептала она. — Сделай же наконец, черт возьми!

Шампанское в стоящем на столе бокале выпустило облако пузырьков. Это было непонятно. «Krug» делают на основе более пятидесяти процентов старого вина. В нем нет беспокойства современного шампанского. Бокал пустился в пляс. Маленькие тарелки подпрыгнули, их содержимое вырвалось на свободу и поплыло по воздуху — улитки в соусе с петрушкой на маленьких спрессованных медальонах, сделанных из чего-то похожего на молодой порей, кусочки датского омара с ветчиной серрано.

И тут начались толчки.

Фарфор и стекло просто смело со столов. Люди закричали. Одно из огромных фасадных окон треснуло, распалось на части и обрушилось на землю каскадом стеклянного дождя.

Каспера отшвырнуло к столу. Стоявшие до этого люди теперь лежали на полу. Все, кроме Стине.

— Это знамение, — сказал он. — Это значит, что наши судьбы связаны. Землетрясение всегда считалось знаком свыше.

Она с легкостью выпрямилась. Если бы он попробовал пойти за ней, он бы упал на пол. Помещение поплыло у него перед глазами.

— Это карма, — продолжал он. — Мы любили друг друга в прежней жизни.

Его схватили сзади. Лайсемеер и официанты добрались до него. Полицейские все еще не могли подняться

на ноги. Путь к выходу был свободен.

— Я хочу, чтобы меня отвели на кухню, — кричал он, — к раковине. Я буду мыть посуду, пока все не отработаю.

Лайсемеер накинул на его плечи пальто.

— У нас посудомоечные машины, — уточнил он.

Каспера повели к выходу. По пути он заметил пуховик Стине в гардеробе. Официанты образовали вокруг него полукруг. Губы Лайсемеера приблизились к его уху.

— Полминуты, — прошептал он. — Я задержу их на полминуты. Беги.

Каспера повели мимо гардероба. Темноволосая женщина и сопровождавший ее мужчина пытались пробиться к нему — посреди падающих стульев и бегущих в панике посетителей. Он засунул руку в карман Стине — глядя куда-то в сторону. Еще десять секунд — и он будет готов.

— Вы все будете свидетелями, — кричал он. — Моей генеральной исповеди. Эта женщина. Чью жизнь я когда-то опустошил. Я принудил ее к этой встрече с тайным умыслом.

Лайсемеер закрыл ему рот рукой. Его ладонь пахла чесноком и шалфеем.

— Я из тебя бульон сварю, — прошипел шеф-повар.

Дверь открылась. Подметки ботинок Каспера оторвались от земли.

Официанты изрядно постарались. Человек, не привыкший к падениям, определенно что-нибудь бы сломал. Каспер встретился с тротуаром в кувырке вперед. Прохожие шарахнулись в сторону.

Три команды по два человека двигались по направлению к нему. Проскочить между ними было невозможно.

Он сбросил с себя пиджак и рубашку, толпа отпрянула от него, оттеснив полицейских в штатском назад. Голый по пояс, раскинув руки, он бежал боком вдоль разбитого окна ресторана. Изнутри на него смотрели сотни людей.

— Молитвенная процессия, — кричал он. — Двести раз вокруг ресторана! Я молю Бога о двустороннем воспалении легких!

Он оказался перед оркестром. К нему приблизился патрульный полицейский в форме — но как-то неуверенно. Каспер выхватил из кармана несколько купюр, бросил их музыкантам, это были тысячекроновые купюры, они, кружась, опустились на землю, словно голуби цвета красного дерева. Полицейский застыл при виде денег.

У края тротуара, перед Ховедвагтсгаде, остановилось такси. Дверь ресторана открылась. Стине вышла из ресторана и села в такси. Он успел добежать до машины, как только она захлопнула дверь. Не надо было бежать туда — в сторону полицейских. Но он не мог совладать с собой.

Он забарабанил по стеклу. Окно открылось.

— Мы поженимся, — продолжал он. — Это я делаю предложение. Я изменил точку зрения. Мне страшно нужна семья. На самом деле, я очень хочу иметь семью.

Удар пришелся ему под скулу. Он был неожиданным, он даже не увидел, как она подняла руку. Хорошо хотя бы, что у нее в руке не было бутылки шампанского.

— Очнись! — сказала она.

Он достал почтовую квитанцию и протянул ей.

— Что там было? — спросил он.

Такси отъехало от тротуара, набрало скорость и исчезло.