Титан
Шрифт:
На нее было жалко смотреть. Его сердце разрывалось.
— Я давно простил тебе аборт, — сказал он. — Когда мне рассказали о нем, я был взбешен, но потом понял: наверно, ты сделала то, что следовало. Дело в другом… — Он беспомощно развел руками. — Я полюбил другую.
Ее изумрудные глаза сверкнули огнем.
— Мы помолвлены, если ты еще не забыл.
— Я не забыл. Вынужден просить тебя освободить меня от супружеского обещания.
— Боже, о Боже! — воскликнула она. — Так значит мама была права в отношении тебя! Что случилось с нашей любовью? С нашей вечной любовью? «О, Диана,
— Слушай, я вовсе не говорю, что поступаю хорошо…
— Хорошо?! Да ты поступаешь как мерзавец! Как подлец! Как сын шлюхи! — Он весь напрягся. — О, ты никогда не утруждался рассказать мне об этом, не так ли? Ты никогда не смел сказать мне правду! — Она перешла на исступленный крик. — Сын шлюхи! О, ты поступил именно так! Я ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу! — Она ударилась в слезы. — Ты ответишь мне за это. Ты никогда обо мне не забудешь! Молись, чтобы ты больше никогда не попался на глаза Диане Рамсчайлд! Я отдала тебе себя, я отдала тебе свою любовь, я верила тебе… дрянь! Ты, сын шлюхи!
— Диана…
— Замолчи! — взвизгнула она. — Не смей больше раскрывать своего рта при мне! Я не хочу больше слышать твой лживый голос! Но обещаю: ты никогда не забудешь про меня! Я обещаю это тебе, Ник Флеминг. Я буду преследовать тебя до твоей могилы!
Она перестала рыдать. Внезапно она совершенно успокоилась. Все ее чувства спрессовались в ледяной ненависти. Она подошла к двери, открыла ее, затем бросила на Ника последний взгляд.
— Я навсегда запомню это лицо, — сказала она надтреснутым голосом. — Как я любила его! Я думала, что это самое прекрасное лицо в мире. Теперь оно мне омерзительно!
Она сняла с руки обручальное кольцо и швырнула его на пол. Затем вышла из номера, оставив дверь открытой.
Ник поднял с пола кольцо и посмотрел на него.
«Сын шлюхи!» Эти два слова до сих пор звенели у него в ушах.
Он причинил ей сильную боль, но и она сделала ему больно.
— Как ты посмел так с ней обращаться?! — орал Альфред Рамсчайлд, ворвавшийся в номер Ника спустя десять минут. Его жирное лицо было красным от гнева. — Ты же знал, что она была в больнице! Она вернулась ко мне в номер в истерике! Я вынужден был вызвать врача, чтобы он дал ей успокоительного. Как ты посмел?!
— Альфред, я пытался быть осторожным…
— Я напоминаю тебе, Флеминг, о данном тобой обещании! Ты помолвлен с моей дочерью, и отвернуть в сторону теперь не удастся!
— Пошел к дьяволу! — заорал Ник, будучи больше не в силах сдерживать свой гнев.
— Если уклонишься от женитьбы, ты — уволен.
— Немного опоздал, Альфред. Я сам ухожу от тебя.
— Я сделал тебя богатым человеком…
— Что? Постой, постой… Когда тебе потребовалось вернуть свои паршивые деньги, ты не долго думая решил рискнуть моей головой и послал меня в Россию! Как насчет тех семи месяцев, что я провел в заточении, а? Меня запросто могли убить, придавить, как таракана! Поэтому не закатывай мне этих сцен, Альфред. Ты мне нравился как босс, а твою дочь я любил…
— Какие это, интересно?
— Не твоего ума дело!
Щеки старика покраснели еще гуще. Внезапно голова его откинулась назад, и он начал давиться. Схватившись обеими руками за виски, он стал сдавливать свою голову.
— Альфред…
Ник бросился к нему, чтобы поддержать, ибо старик уже начал шататься.
— Голова, — хрипел он. — Что-то… в моей голове…
— Сиди здесь, я за врачом!
Он подтащил его к креслу. Лицо Альфреда теперь было белым.
— Врач у Дианы… — хрипел он.
— Я быстро!
К тому времени, когда Ник вернулся в свой номер с врачом, Альфред лежал возле кресла на полу.
Смерть наступила от кровоизлияния в мозг.
Ник тяжело переживал смерть Альфреда. Чувствовал отчасти свою вину, ведь гнев босса, ставший причиной смертельного приступа, был обращен на него, Ника. Он искал способ вновь переговорить с Дианой, утешить ее, он не хотел, чтобы их расставание было наполнено такой горечью. Однако она отказывалась от встречи. Портье сообщил, что она держится только успокоительными средствами и что сейчас совершаются приготовления для перевозки тела Альфреда морем домой для похорон.
Всю следующую неделю Ник был преимущественно один, совершая длинные прогулки по Лондону и постоянно анализируя события своей жизни. Поначалу он чувствовал себя весьма подавленно, терзаясь чувством вины и тревоги за Диану, терзаясь в целом своей вовлеченностью в жизнь семьи Рамсчайлдов. Но время шло, и природный оптимизм стал постепенно возвращаться к нему. Может быть, все сложилось даже к лучшему. Во всяком случае, для него. Он был еще молод и к тому же стал миллионером. Он полюбил. С прошлым было покончено, и будущее уже начинало рисоваться ему в розовых тонах.
На следующий день после того, как Диана выехала из «Савоя» и отплыла в Америку, Ник прибыл в Тракс-холл, где у него была назначена встреча с лордом Саксмундхэмом. Остановив свою машину у крыльца этого величественного особняка XVIII века, он увидел выходившую из дома Эдвину. Она бросилась по засыпанной гравием дорожке к нему и обняла его.
— Я скучаю без тебя, — сказала она. — Папа мне все рассказал о мистере Рамсчайлде. Мне очень жаль… Но скажи скорее, как у тебя прошло с Дианой.
— Хуже некуда. Теперь она меня ненавидит. И, похоже, имеет на это полное право. Не знаю…
— А что у тебя сегодня за разговор с папой?
— Деловое предложение. Потом мне надо будет поговорить и с тобой.
— Я буду в Красной комнате.
Красная комната была названа в честь устилавшего ее замечательного красного ковра Савоннери. Она была одной из четырех главных гостиных Тракс-холла и считалась одной из самых красивых комнат Англии. Когда спустя три четверти часа туда вошел Ник, Эдвина, свернувшись калачиком в кресле, листала номер «Кантри лайф». На взгляд Ника, в ней было что-то детское. Частично именно этим она и пленила его.