Титан
Шрифт:
Эдит Клермонт отшвырнула от себя газету и сказала мужу:
— Ван, как ты мог напечатать такую галиматью?
Ван отставил в сторону чашку с кофе. Они сидели в столовой своего дома в Сэндс-пойнте и завтракали.
— О какой галиматье ты говоришь?
— О колонке Хэррит Спарроу. Она уже до того дошла, что пишет, будто бы у Эдвины есть что-то с Родом Норманом! И ты это напечатал! Подумай о том, что будет чувствовать Ник, не говоря уже об Эдвине!
— Это называется рекламой, Эдит. Ник, возможно, сейчас отплясывает джигу. Всякое упоминание о картине в материалах Хэррит Спарроу — это дополнительно проданные билеты.
Эдит было уже пятьдесят три, и ее волосы подернулись сединой. Слова мужа ее не убедили.
— По-моему, это верх цинизма,
— Кинобизнес — циничное занятие. И потом твой Ник уже не бойскаут.
— Эта твоя реклама просто непристойна! — продолжала Эдит. Она вздохнула. — Наверное, я несовременна. Я все время говорила, что тебе пора бросить журналистику.
— К счастью, мои тиражи сейчас таковы, что твои уговоры звучат неубедительно.
Она помолчала, а потом, понизив голос, спросила:
— Ван, а как ты думаешь, это правда?
Ее муж пожал плечами.
— Лучше не спрашивай, — попросил он.
Но об этом спрашивала уже вся Америка.
Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд зарабатывали по двадцать тысяч долларов в неделю на каждого. Глория Свенсон получала за тот же срок семь тысяч. Род Норман, хотя еще и не считался достигшим их уровня, обходился Нику в пять тысяч долларов в неделю, а поскольку налоги были невелики, Род чувствовал себя богачом, чем и хвастался постоянно перед друзьями во время попоек. Год назад он купил дом, выстроенный в стиле французского шато и находившийся меньше чем в миле от «Каса энкантада». Шато насчитывал тридцать комнат, включая две круглые, располагавшиеся в двух крайних башнях. Род и Норма использовали круглые комнаты как спальни. Перед домом были теннисный корт и плавательный бассейн, как это и заведено у богатых людей. Род оборудовал в подвале также тренажерный зал, чтобы постоянно поддерживать в форме свое мускулистое тело, которое, как он хорошо знал, добывало ему хлеб насущный. В его распоряжении были туристский автомобиль «гиспано-сюиза» с плетеными бортами, синяя спортивная машина «бугатти» и цвета слоновой кости «изотта-фрасчини». Двадцать семь костюмов, сшитых на заказ, пятьдесят две пары обуви, а свои сорочки, надев только один раз, он отдавал благотворительным организациям, экономя таким образом на прачечной, как он всегда шутил. Обо всем этом, затаив дыхание, рассказывали кино-журналы. Эта информация подавалась как необычайно важная для жизни страны, и фэны носились с ней, словно это была манна небесная. Один фэн-клуб из Таксона прислал Роду письмо, подписанное пятьюдесятью шестью девушками, в котором высказывалась просьба прислать им локон его волос… с лобка.
Норма Норман, которая была на шесть лет старше своего знаменитого мужа и работала высокооплачиваемым костюмером на «Парамаунт пикчерз», была не из тех женщин, которые долго выбирают слова.
— Так ты отделал ее или пока не успел? — спросила она, спустившись в его тренировочный зал, где он как раз подтягивался на перекладине.
— Кого?
— Эдвину Флеминг, кого же еще? Это в сегодняшней статейке Хэррит Спарроу… Как твоя жена я проявила к этому легкий интерес. Знаешь, если еще хоть один недоносок у нас на «Парамаунте» спросит меня о тебе и о ней, меня вырвет.
Отец Нормы Норман был банкиром из Канзас-сити. Она приехала в Голливуд в 1915 году, чтобы стать актрисой. Лицо и фигура к этому располагали: хрупкое сложение, пять футов восемь дюймов роста, ослепительно белая кожа, черные с блестящим отливом волосы. Но, увы, слишком мало актерского таланта. Она познакомилась с Родом на съемках одного вестерна, где им обоим достались эпизодические роли. Они поженились. Норма оставила съемки, чтобы стать костюмером. Скоро она обнаружила, что в выборе профессии не ошиблась. Пока Род пытался пробиться в различные картины, они жили на ее зарплату. Он отблагодарил ее за это скандальными изменами. Любовь Нормы обратилась в горечь, а горечь в презрение. Она не ушла от него до сих пор только потому, что ей было выгодно оставаться «миссис Норман». Близость их отношений характеризовалась ярче всего их отдельными спальнями, которые располагались в двух башнях в противоположных концах дома.
Род спрыгнул с турника и вытер лицо полотенцем.
— Ну так как? — спросила
На ней был цветастый комбинезон, что выдавало ее претензию на художественный вкус. Черные с отливом волосы держались розовой атласной лентой, которая, как считалось, снимала головную боль.
Род вытер свою бритую грудь и сказал:
— Естественно, у меня ничего с Эдвиной нет.
— Так сразу и поверила.
— Эдвина — леди, впрочем, тебе это слово незнакомо. К примеру, она никогда бы не позволила себе сказать «отделал». Порой мне кажется, что я женился на портовом грузчике.
— Ах ты дерьмо! Я буду рада, когда закончатся съемки этого гнусного фильма! Я имею в виду нашу семейную жизнь. Надоело играть роль бедной жены, которой постоянно изменяют! — Она бросила на него исполненный презрения взгляд и стала подниматься по лестнице. — Если б не твоя внешность, тебя взяли бы разве что в мусорщики!
— Спасибо.
— Не за что, милый!
Когда за год до этого был опубликован роман «Юность в огне», он стал общеамериканской сенсацией и, являясь лишь чуть завуалированной порнографией, разошелся тиражом в миллион экземпляров. Американские женщины только-только получили все права, и образ Лоры Харди, которая страстно полюбила, возжелала Бэка Рэндольфа, обращавшегося с ней, прямо скажем, не по-джентльменски, задел за живую струну. Лора Харди неистово цепляется за свою добродетель, но потом все равно отдается страсти. Именно это воспитывала джазовая эпоха, эпоха «смелой, лишенной условностей молодой женщины 20-х». Кульминационная сцена книги развивается в борделе под Хартфордом, куда Бэк пришел для того, чтобы снять сексуальное напряжение. Лора узнает о местонахождении Бэка, и ее охватывает благородное желание спасти любимого от «судьбы, которая хуже смерти». Бесстрашная девственница бросается в этот бордель, чтобы вытащить оттуда Бэка. Пьяный и раздетый Бэк шляется вокруг борделя, убивая время в обществе тамошних девочек и не в настроении выслушивать нотации Лоры. Завидев ее, он сначала жестоко унижает девушку, а потом пытается изнасиловать. Честь Лоры спасена лишь благодаря вмешательству одной из шлюх, у которой оказалось золотое сердце.
Для 1922 года это было круто. Именно поэтому «бордельная сцена», как ее назвали, стала гвоздем всей кинопостановки. Обычно Род с нетерпением ждал съемок в подобных сценах хотя бы потому, что это давало ему возможность показать перед камерой как можно больше своего обнаженного тела. Из тысяч и тысяч писем своих фэнов он знал, что именно этого от него ждут женщины. Однако в тот день, примчавшись к шести утра на киностудию в своей гигантской «гиспано-сюизе», он был как-то скован и терзался нехорошими предчувствиями.
Дело было в том, что до сих пор, несмотря на все сплетни, Род вел себя с партнершей по съемкам как истый джентльмен, а Эдвина вела себя как истая леди. Однако, когда нужно было целоваться с ней, Род чувствовал, что она возбуждается, и понимал, что это не просто актерская игра Род обладал слабым зрением, но был чванлив и не желал носить очки. В результате на съемочной площадке резкий свет прожекторов фирмы «Клиг», которыми тогда пользовались киностудии, почти полностью ослеплял его. Единственное, что он мог рассмотреть хорошо, были женщины, которых он целовал в крупных планах. А его широко раскрытые якобы от любви, а на самом деле от слабого зрения глаза только добавляли ему успеха. Держа в своих объятиях и целуя Эдвину, он чувствовал поднимающееся в себе сексуальное возбуждение, которое также не было просто игрой. Недавние постановления цензурного комитета предписывали ограничивать киношные поцелуи десятью футами пленки, но эти десять футов неизбежно получались знойными. День ото дня влечение Рода и Эдвины друг к другу возрастало, а ледяные взгляды, которые бросал в их сторону Ник Флеминг, вызывали на лбу Бэка Рэндольфа преждевременную испарину. Он считал, что у Ника хватит ума не пристреливать его. И все же он нисколько не сомневался, что бывший делец в области военного бизнеса с оружием на «ты». Род не хотел рисковать и потому решил и впредь на съемках оставаться джентльменом с Эдвиной.