Титан
Шрифт:
— Да. Здесь проходит конференция промышленников, и он выступает на ней. Вам, кажется, советовали не показываться в таких местах, как это кабаре?
— В Мюнхене, да. Но здесь, в Берлине, меня никто не знает. А мне давно хотелось послушать Вилли Кляйнбурга.
— Садитесь.
Мужчина в черном костюме открыл дверцу небольшого двухместного крытого автомобиля, и Руди сел туда. Мужчина захлопнул за ним дверцу и пошел на свое место за рулем. Машина тронулась и поехала по Бисмаркштрассе.
— Где остановился фюрер? — спросил Руди.
— На вилле доктора
В течение двадцати минут они ехали на юго-запад и сохраняли молчание. Потом показалось большое и красивое озеро Ванзее. Здесь, а также на лесистых участках возле Далема и Грюнвальда нувориши понастроили пригородные виллы. В летние сезоны Ванзее, равно как и другие озера вокруг Берлина, было посещаемо тысячами отдыхающих берлинцев, которые устраивали здесь веселые пикники, купались, катались на лодках.
Машина повернула с дороги к массивным воротам и въехала на темную и длинную подъездную дорожку. Руди, знакомый почти со всеми партийными слухами и сплетнями, знал, что официально Геббельс корчит из себя главу приличного семейства с доброй и милой женой Магдой и целым выводком детей, в то время как на самом деле тайно живет с певичкой Магдой Байройт, да и другими любовницами. Собственная садомазохистская связь с Гитлером не мешала молодому графу высмеивать бьющее через край лицемерие Геббельса.
До сих пор ему не доводилось бывать на этой вилле, и теперь было очень интересно посмотреть, на что же уходят деньги партии. У Геринга и Геббельса была репутация людей, привыкших жить на широкую ногу. Этим они отличались от своего более скромного фюрера.
Но машина не остановилась у виллы. Шофер свернул на служебную дорожку к озеру, где стоял маленький, но симпатичный деревянный домик — эллинг для прогулочных лодок.
— Фюрер остановился здесь, — сказал шофер, выходя из машины.
Руди пошел за ним к эллингу, второй этаж которого имел две комнаты для гостей. Шофер открыл дверь, и Руди оказался в прохладной гостиной, которая была хорошо обставлена и на стенах которой висели картины с изображением парусников. Шофер закрыл дверь, и Руди оглянулся на него.
— Фюрер, — начал этот человек, доставая из кармана пиджака пистолет, — сказал, что ради достижения его мечты в отношении Германии он вынужден побороть свои личные слабости. Вы — его последняя личная слабость. — С этими словами он дважды выстрелил Руди в сердце.
Он вынес труп из эллинга и опустил его в моторную лодку. Заведя движок и отъехав на середину озера, он привязал к ногам жертвы груз и перевалил тело Руди фон Винтерфельдта через борт лодки в холодные черные воды озера Ванзее.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ДАМА ПОД ВУАЛЬЮ
1930–1934
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Длинный черный «мерседес» с пуленепробиваемыми стеклами, двойной стальной броней кузова и двумя государственными
За восемь лет, прошедших после пожара в Смирне, теперь переименованной в Измир, Кемаль пинками и тычками затолкал Турцию в XX век, снял с женщин чадру, уничтожил сначала институт султаната, а потом к ужасу духовенства — институт халифата, заставил взять за основу турецкой письменности латинский алфавит. Вскормив демократические устои, он одновременно сохранял свою личную власть такой же самодержавной, какая была и у султанов. Дело не обошлось без жертв. На заклание был отдан некогда ближайший друг и сподвижник Кемаля полковник Ариф. Раздраженный диктаторской властью Кемаля, Ариф выступил против него, приняв участие в подготовке государственного переворота. Кемаль арестовал Арифа и подписал ему смертный приговор, даже глазом не моргнув, задержавшись лишь для того, чтобы погасить окурок сигареты в пепельнице. Ариф был уверен, что в самую последнюю минуту приговор отменят. Он пошел на виселицу убежденным в том, что произошла какая-то ошибка, что старый друг не мог так поступить с ним.
И все же даже самые отчаянные критики Кемаля признавали, что, невзирая ни на какие помехи, он создал новую, современную Турцию из той страны, которая всего за десять лет до того находилась, в сущности, на краю пропасти.
Через двадцать минут езды процессия завернула во двор уродливого четырехэтажного здания из красного кирпича, которое было построено семьдесят пять лет назад, во время Крымской войны, как госпиталь. Со временем там разместилась государственная психиатрическая лечебница. Недавно эта больница, как и многие другие государственные учреждения Турции, стала носить имя Кемаля Ататюрка. Доктор Мендур Халави, лысый, средних лет человек, являвшийся директором лечебницы для душевнобольных имени Кемаля Ататюрка, нервно переминался с ноги на ногу на крыльце. Процессия остановилась. Из лимузина выскочил один из телохранителей и распахнул заднюю дверцу, откуда на ослепительное сентябрьское солнце вышел президент Турции.
— Ваше превосходительство! — срывающимся от волнения голосом воскликнул доктор Халави и склонил голову перед Кемалем. — Какая честь для нас!
Кемаль пожал руку директору больницы, который представил ему троих сотрудников медперсонала, стоявших тут же. Затем доктор Халави проводил президента в свой кабинет, расположенный на первом этаже, где уже был подан кофе.
Когда они остались одни, Кемаль сказал:
— Ваша история кажется мне невероятной. Расскажите ее в подробностях еще раз.