Титан
Шрифт:
— Это моя любимая комната, — призналась Магда, небрежно бросив на пол свое боа. — Геринг тоже ее любит.
— Не порть настроение, — попросил Ник.
Улыбнувшись, она подошла к кровати, отодвинула в сторону закрывавшую ее газовую ткань и села на краешек.
— Не стоит недооценивать Германа, — сказала она, скрестив ноги и снимая туфли. — Он хитер, как лиса, и свиреп, как волк. Это чудесная комбинация качеств в мужчинах.
Глядя на то, как она снимает свои туфли на высоком каблуке, а затем скатывает шелковые чулки, он мгновенно выбросил Геринга из головы.
«Разумеется, каждое движение тщательно отрепетировано, — подумал
Когда чулки были сняты, Магда поднялась с постели, не спуская с Ника глаз, и стала медленно расстегивать на спине платье. Затем томным движением профессиональной исполнительницы стриптиза она скинула с плеч бретельки и дала платью свободно соскользнуть с ее тела на пол. Ник пожирал ее глазами, одновременно снимая с себя вечерний костюм, опуская подтяжки и принимаясь за ширинку.
Магда тем временем стягивала белые атласные трусики со своих очаровательных литых бедер. В последнюю очередь — атласный лифчик. Она скинула его на пол и, улыбаясь, повернулась к Нику. Нагая и пленительная, как Венера Боттичелли. Ник едва сдерживался.
Магда отодвинула газовую вуаль, закрывавшую кровать, и легла на нее, скрыв свое ослепительное тело от жадных взоров Ника за дымкой тончайшей ткани.
Ник торопливо освободился от нижнего белья. Раздевшись донага, он подошел к кровати, откинул тонкую ткань и взглянул на Магду. Она в вольной позе лежала на постели, одна рука небрежно касалась подушек, левая нога в полусогнутом положении. Ее бело-розовая кожа в мягком свете была совершенством. Красотой своего тела она была обязана диете, упражнениям и, конечно же, природе.
Ник сгорал от желания.
В своей карьере кинопродюсера ему приходилось любоваться многими красавицами, в том числе и жемчужинами Голливуда, однако никогда еще не видел он такой женщины. Магда олицетворяла собой совершенный образец женской чувственности. Он встал на постель коленями, наклонился к ней и принял ее широко распахнутые объятия.
— Боже, ты красавица, — шептал он.
— Неоригинально, — улыбаясь, отвечала она, — но думаю, что от чистого сердца.
Он поцеловал ее в губы. Ее дыхание было ароматным, а кожа и волосы источали тонкий запах дивных духов. Сердце Ника разрывалось: никогда за последние годы он не испытывал такого возбуждения. Он стал нежно ласкать ее груди, соски, вызывая этим в ней легкое постанывание. Он ласкал ее языком, спускаясь от грудей к животу, наслаждаясь вкусом и запахом ее кожи. Лаская внутренние стороны ее бедер, он ощущал жар ее лона.
— Твой язык, — шептала Магда. — Я люблю твой язык!
Вдруг он услышал шум открываемой двери, затем торопливый стук шагов, приближающихся к кровати. Он поднял глаза и увидел, как тонкая вуаль резко отодвинулась рукой фрау Хублер… Но что это! На ней не было вуали! Вся нижняя часть лица — сплошная рубцовая масса. А верхняя часть странно знакома… Ее зеленые глаза торжествующе сверкнули, когда появились четверо молодчиков в форме СД, схватили Ника за руки и за ноги и грубо столкнули с кровати на пол. Ник взревел и попытался сопротивляться, но его прижали к полу, а в левую ягодицу шприцем ввели какую-то жидкость. Затем, держа за руки и за ноги, его подняли и кричащего унесли из комнаты.
Магда Байройт сошла с кровати, поправила волосы.
— Дорогая, — сказала она Диане Рамсчайлд по-английски, — что вам стоило побеспокоить нас несколькими минутами позже? Он невероятно хорош в постели!
Диана
— Вы полагаете, — сказала она, — что я позволила бы этому недоноску до конца насладиться?
Она пошла было к двери, но заметив на полу белье Флеминга, подняла его и с остервенением разорвала в клочья.
— Я не завидую Нику Флемингу, — зло проговорила она, швырнув разорванное белье обратно на пол.
Затем она вышла из комнаты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Он пришел в себя и обнаружил, что лежит распластанным на низкой железной кушетке животом вниз. Руки и ноги наручниками были прикованы к ножкам кушетки. Он был голым, а голова все еще ныла от того наркотика, которым его накачали гестаповцы шесть часов назад. Придя в сознание и припомнив обстоятельства его неожиданного захвата гестаповцами, он почувствовал, как его начинает охватывать паника. Вытягивая шею, Ник попытался определить, где он находится. Это была тюремная камера десяти футов в длину и пяти футов в ширину, со старыми кирпичными грязными стенами и массивной железной дверью без глазка. В углу стояла отвратительная параша. На высоте примерно семи футов над парашей помещалось крохотное, зарешеченное окошко с разбитым стеклом, сквозь которое в камеру пробивался солнечный свет. Английский зной достиг Германии, и здесь было невыносимо душно. Железо кушетки жгло живот и бедра, пот капал на каменный пол. Обычно чистоплотного Ника сейчас мутило от собственного запаха.
Он попытался понять, что произошло. Очевидно, Магда Байройт была подослана к нему для того, чтобы его соблазнить и заманить на виллу фрау Хублер, которая оказалась ловушкой. Но к чему его нужно было затаскивать в ловушку? И кто была эта безобразная фрау? Как Германия посмела совершить такое с американским гражданином! С влиятельным американцем, каким был он, Ник Флеминг! Как?! Нацисты, конечно, бандиты, но до сих пор по отношению к внешнему миру они вели себя цивилизованно. С ума они, что ли, все посходили?! Когда он выберется отсюда, Ван Клермонт пропечатает эту наглую выходку в газетных заголовках по всей Америке!
Вдруг его пронзила мысль: «А меня ведь отсюда никто и не станет выпускать…»
Когда восемнадцать лет назад его похитили русские революционеры, то те были лицами вне закона. По крайней мере, до свержения царя. Теперь же его арестовало законно избранное правительство. Пока он находится в их руках, он беззащитен. Ник не был трусом, но считал, что бесстрашие героев — это все бред.
Он был напуган.
Шло время. Через окно снаружи до него время от времени долетали отдельные выкрики на немецком. По его ноге, затем по ягодицам, по спине и, наконец, по лицу прополз огромный таракан. Ника едва не стошнило. Он мысленно приказывал себе не кричать: «Им только это и надо».
Но под конец не выдержал:
— Выпустите меня! Я американский гражданин, черт возьми! Выпустите меня!
Ответом ему было эхо.
Они пришли в тот день в три часа.
Сначала он слышал стук их кованых сапог по коридору, затем несколько дразнящих ударов резиновыми дубинками по стальной двери его камеры, наконец скрежет ключа в замке. Он выгнул шею, чтобы следить за дверью. Она была открыта прыщавым светловолосым молодчиком в форме дивизии «Мертвая голова». За ним еще трое таких же. Самый первый ухмыльнулся и сказал: