«Титаник» плывет
Шрифт:
При этом вела дом и воспитывала пятерых детей, умудряясь держать их в ежовых рукавицах.
Странное времяпрепровождение хозяина Полина объясняла здешними хозяйственными проблемами и, в частности, безработицей, о которой много писали московские экономисты.
Но Сима, когда зашел о том разговор, только отмахнулась:
— Какая такая безработица? У нас всегда так — мужчина дома, женщина работает. Иногда, если очень надо, конечно, он поедет, с кем надо — договорится. У меня отец, царство ему небесное, так и умер на корточках возле порога, а ты говоришь —
Полина мало что поняла относительно деятельности местных мужчин, но Симу, похоже, совсем не тяготили ее многочисленные повинности.
По крайней мере у нее иногда выпадало даже свободное время, которое неизменно посвящалось знаменитым осетинским пирогам. Пироги — плоские, круглые, маслянистые, начиненные тертым овечьим сыром, мясом, картошкой или свекольной ботвой — были одной из немногих радостей, доступных теперь Полине.
Впрочем, полакомиться доводилось не так уж часто. Когда постоялица возвращалась домой, хозяева, как правило, спали. Стараясь не шуметь, впотьмах, она пробиралась в свою комнату, потом так же, крадучись — во двор, чтобы там кое-как умыться холодной водой из рукомойника.
Вернувшись к себе, Полина едва успевала добраться до постели. Усталость валила с ног, и сон, глубокий, вязкий, беспросветный, немедленно поглощал сознание. Иногда, впрочем, переутомление оборачивалось бессонницей.
Глубокий омут сна поначалу смыкал черные воды.
Но отдых был недолгим.
Через час Полина просыпалась и почти наяву видела холодные, пустые глаза бессонницы, притаившейся во мраке.
«Он ведь тоже не спит ночами, — подумала она теперь, глядя в красные, воспаленные глаза полковника. — И, наверное, пьет».
Но вслух сказала другое:
— Я так не думаю. Хотя отпуск вам не помешает.
— Да какой, к черту, отпуск… — Приступ злости прошел, и полковник смотрел на Полину с удивлением. Дескать, что это ты, милая, о чем толкуешь? — Мне воевать надо. Сама видишь, что здесь творится.
И Полина в душе с ним согласилась. Надо было воевать полковнику. Как ни крути, а надо. Должен был кто-то положить конец безобразию, что творилось который год в тех краях.
Но с другой стороны…
Черт бы побрал эти оборотные стороны — но куда от них деться?
С другой стороны, его люди сегодня, с ходу, кавалерийской атакой, уничтожили двух чеченских подростков вздумавших поиграть в террористов.
Ничего более подходящего для первого раза, чем объявить заложниками пятнадцать собственных одноклассников и учительницу, они не придумали.
Требование, впрочем, звучало no-взрослому: вывод российских войск и полная независимость.
Перепуганный директор школы позвонил в комендатуру.
Через полчаса все было кончено.
— Две гранаты и пистолет «ТТ» — это мне было доподлинно известно. И о чем я должен был с ними говорить?
— Но послушайте, вы же не верите, что они всерьез. собирались взорвать свой класс или застрелить кого-то из ребят?
— Каких ребят? Своих? Допустим, не верю. А о моих ребятах вы подумали?
— Там было где укрыться и от пуль, и от взрыва гранаты.
— Укрыться?
— Военный комендант сообщил вам, что едет психолог.
— Не помню такого. Не расслышал, наверное. Связь плохая.
— Врете.
— Вру. А о чем бы, к примеру, вы стали с ними говорить? Просто интересно.
— Не знаю. Это становится ясно только на месте. Ну, к примеру, взялась бы обсудить вопрос независимости. Они же понятия не имеют, что это такое. Твердят, как попугаи. Но объяснить им толком, что это за сказочная страна такая — независимость, мало кто берется.
— А вы, значит, беретесь?
— Значит, берусь.
— Получается?
— Иногда.
— Получается, не скромничайте. Я же говорю, о вас легенды ходят. Так вот, как на духу. Именно потому, что вполне могло получиться, дожидаться вас, милая дама, я не стал.
— Интересно.
А ничего интересного. Сегодня, допустим, у вас получилось. Салажата сдались. Их немного поругали и отпустили домой. А как иначе? Нет четырнадцати — свободен, как ветер. Ну, побили слегка, для острастки. А потом? Потом все будет приблизительно так. Пройдет несколько дней. Может, неделя и даже месяц. Но рано или поздно вечером, как стемнеет, или скорее ночью завалятся к ним в дом гости. Сами понимаете, кто и откуда. И вся ваша ученая агитация полетит к черту. Что стоят слова русской женщины против одного только взгляда старшего брата, дядьки или еще какого родственника из «зеленки»? Дорожная пыль, не более. Только в другой раз они будут умнее. И захватят не своих соплеменников, а соседку, русскую бабушку Клаву. И даже захватывать не станут, просто перережут горло ей средь бела дня, на пустой улице. А гранату зашвырнут в окно медсанчасти. Как вам такая перспектива?
— Страшно.
— И мне страшно. Поэтому, вы уж извините меня, Лина, дожидаться вас я и впредь не стану.
— Но послушайте… Договорить она не успела.
Резко, как от удара, распахнулась входная дверь.
Впрочем, это Полина поняла только по звуку — разглядеть ничего не успела.
Железная рука полковника стремительно опустилась ей на голову и властно пригнула вниз, почти запихнув под стол, что разделял их во время беседы.
В другой руке внезапно оказался пистолет.
Это было последнее, что успела заметить Полина.
Секундой позже, больно стукнувшись лбом об острый угол стола, она непроизвольно зажмурилась.
Алекс Гэмпл стал как вкопанный.
Казалось бы, время, которое он провел подле Джулиана, должно было закалить молодого ученого. По крайней мере ему следовало бы перестать удивляться сюрпризам, которые то и дело преподносил патрон.
Не тут-то было!
Проделки Энтони всякий раз заставали Алекса врасплох Он терялся, путался в словах, краснел, пытаясь объясниться, а по большей части добиться объяснений, и в конечном итоге всегда их получал.