Титаник. Псалом в конце пути
Шрифт:
Наверное, с человеческим родом произошло что-то ужасное, если дети человеческие могут… Сондерс увидел фигуру, обращенную к окну. По рыжим волосам он узнал Джейсона Кауарда, страстно любившего естественные науки. Сондерс прикусил губу и сердито кашлянул.
— Марш отсюда! — Несколько секунд мальчики не могли сдвинуться с места, они словно оцепенели. — Марш отсюда! — прошипел он. И они ушли, очень медленно. Лишь когда они покинули зал, внимание Сондерса обратилось на Джейсона, стоявшего неподвижно, как и прежде. И только повернув Джейсона к себе, учитель увидел его щеки, блестевшие от льющейся по ним крови…
Сондерс увел Джейсона в свою квартиру, там его жена промыла Джейсону царапины спиртом
Но еще до того, как солнце достигло зенита, вся школа уже знала, что Джейсон Кауард, этот рыжий трус, сошел с ума.
Но Джейсон не сошел с ума. Он просто плакал над письмом. То утро обозначило для Джейсона вступление во взрослую жизнь и уже осталось с ним навсегда. Днем и ночью, долгие годы, оно возвращалось к нему: письмо — черные буквы на белой бумаге, залитые красным светом. Ему следовало призвать Бога к ответу и спросить, что означает это письмо. Ему следовало впасть в необъяснимую, безудержную ярость. И эта ярость, принимая различные формы, должна была увести его далеко от той жизни, которая, по-видимому, была ему предназначена.
Все изменилось.
Считается, будто дети легко забывают, будто им легче жить дальше. Так думали и о Джейсоне. На самом же деле он стал другим. Полученное известие так подействовало на него, что одно воспоминание о нем изменило и самого Джейсона, и всю его жизнь. Он почти физически ощущал это воспоминание.
Позже, руководствуясь здравым смыслом, он, наверное, признался бы самому себе, что с человеком может случиться кое-что и похуже. И тем не менее то утро рассекло его жизнь на две части. После него он стал другим, он сам не узнавал себя.
В письме не содержалось поздравления с днем рождения. Вместо поздравления в нем было короткое официальное сообщение о том, что отец и мать Джейсона Кауарда, доктор медицины Джон Кауард и его жена Алиса, урожденная Кларк, умерли в своем доме в Индии, в Веллоре, штат Мадрас, от еще не изученной инфекционной болезни. Департамент выражает искренние соболезнования и глубокое уважение…
Дорогой Джейсон,писал отец , у нас все по-прежнему. Сегодня жарко, и часть солдат лежит с «веллорской болезнью». Ничего страшного, говорят офицеры, но я на всякий случай даю им солидные дозы хинина. Сейчас дела у нас обстоят не лучшим образом.
Сегодня ночью я наблюдал на небе интересный световой феномен; думаю, он объясняется жарой. Это своего рода зарницы, но они ярче, сильнее обычных зарниц и имеют самые разные цветовые нюансы.
Мама просит передать тебе привет, она собирается на вечер в свое общество. Некая миссис Джонстон вовлекла ее в работу евангелического общества. Миссис Джонстон — пожилая властная дама, и у нее такое лицо, будто она объелась неспелых фруктов. Индусы слушают ее с удивительным терпением. Надеюсь, мама сможет содействовать распространению среди местных жителей простейших правил гигиены. Как я уже говорил, после сезона муссонов у нас были тяжелые эпидемии.
Раз уж мы заговорили о религии, на днях я видел интересную космогонию в старом заброшенном храме: бог Шива обнимает Вселенную — Солнце и все небесные тела — своими четырьмя руками, на его губах играет непередаваемо презрительная улыбка. Насколько я понимаю, Шива и разрушитель, и созидатель. Но для более серьезного изучения религии у меня нет времени.
Надеюсь, в школе
Джейсон пережил несколько тяжелых недель. Родственникам надлежало договориться, кто из них возьмет на себя опеку над мальчиком; потом в соответствии с завещанием распорядиться оставшимся имуществом; коллеги и друзья доктора Кауарда заказали службу по усопшим, которых поспешили похоронить в Индии. Джейсон вместе с тетей Мейбл, о существовании которой он почти не помнил, сидел в церкви на первой скамье, с невидящим взглядом, сжатыми губами и с красными следами царапин на щеках, и слушал все, что говорилось о докторе Кауарде; оказывается, доктор Кауард был выдающийся человек. От частого повторения это имя стало казаться Джейсону чужим, настолько чужим, что ему почти удалось забыть, о ком идет речь. Этот человек со свойственными ему идеализмом и состраданием к людям, неиссякаемым трудолюбием и волей являлся примером, образцом и источником вдохновения для своих коллег. За честь, за высокую честь почитали они свое знакомство с этим человеком; глубоко потрясенные его безвременной кончиной и вместе с тем благодарные Богу за дружбу с ним, они собрались здесь, чтобы почтить память этого человека и его жены, — Джейсон заметил, что некоторые из этих глубоко потрясенных коллег отца украдкой поглядывали на часы. Тетя Мейбл со скорбными влажными глазами на продолговатом лице смотрела прямо перед собой. Все-таки она была сестрой отца, они вместе выросли в маленькой усадьбе священника на берегу Северна, наверное, они вместе играли, разговаривали, но Джейсон не мог уловить в ней ничего отцовского. В то время ему вообще все люди и все происходящее вокруг представлялось чужим. Все это как бы не касалось его.
С цепенящим душу ужасом он слушал надгробные речи и убеждался, что трогательные и теплые слова не производят на него никакого впечатления.
И потому, когда этот тяжелый час настал, когда заботливые родственники и друзья родителей, в том числе адвокат отца, собрались, чтобы подумать о будущем Джейсона и решить, что следует продать, чтобы обеспечить ему хорошее образование, они обнаружили, что этот осиротевший мальчик вполне покладист и не столь сентиментален, как они думали. Да, он был на диво покладист.
Этот сеанс происходил в доме Джейсона, который в отсутствие хозяев стоял опустевший и запертый. На мебель были надеты чехлы, картины сняты со стен, ковры скатаны и вещи упакованы в ящики и сундуки. Серьезные взрослые люди держали военный советв гостиной, кто-то принес бутылку хереса, херес разлили в принадлежавшие матери маленькие рюмки из тяжелого стекла с серебряными ножками. Теперь серебро потемнело. Джейсон, в черной школьной форме, неподвижно, как истукан, сидел на стуле возле рояля. Щеки у него пылали, по дороге из миссионерской гостиницы, где они жили в эти дни, тетя Мейбл даже спросила, нет ли у него жара. И вот они сидели здесь. Взрослые с трудом находили нужные слова, двигали стульями, покашливали.
Джейсон оглядел комнату. Она была похожа на карикатуру того дома, в котором прошло его детство. Сходства почти не осталось. Она была чужая, уже не его.
Наконец адвокат Скотт проскрипел, что прежде всего следует найти решение, которое наилучшим образом послужило бы интересам Джейсона. Доктор Кауард не был состоятельным человеком, имущество не свободно от долгов, и страховка весьма скромная, но если всем правильно распорядиться, имея в виду реализацию имущества, назначить с общего согласия экономного и… э-э… заботливого опекуна…