Титановый бардак
Шрифт:
— Ну… да.
— А если формальдегид смешать с аммиаком — которого там производится очень много все же, просто много на месте и потребляется — то получается уротропин. А это — ценнейшее лекарство.
— Как я заметил, как раз уротропина завод производит… очень много. Это где же люди так сильно болеют?
— Еще уротропин — это очень удобное топливо в походных условиях. Например, в военном походе.
— Я как-то этот факт не учел. Но разве армия сжигает столько уротропина?
— Может сжечь, причем куда как больше. И совсем не при разогревании банки консервов. Если на уротропин попрыскать азотной кислотой… Черт, забыла предупредить: все, что
— Делается совершенно секретно, я помню. И понял. Извините за беспокойство, я больше вас по этому поводу дергать не буду. Подумаем, как своими силами проблему удобрений решать…
— Одна голова — хорошо, а две… нет, это уже мутант получается какой-то безобразный. Это я к чему: у нас в Кузбассе заканчивается постройка нового аммиачного завода, и там же предполагается наладить выпуск не только карбамида, но и азотной кислоты в значительных объемах. Завод будет готов к началу следующего года, но… Аня говорила, что для азотнокислого производства потребуется там прилично так платины, а зачем — её потом спросите.
— Я знаю зачем, и постараюсь помочь…
— Не надо помогать. Просто забирайте весь этот завод себе: у нас со специалистами не ахти, с других задач снимать их ой как не хочется. И там наверняка будут серьезные проблемы с углем…
— В Кузбассе?!
— Да, но не те, о чем вы подумали. В Саратове используется донецкий антрацит, а там уголь другой, теплотворность другая, зольность — и нужно будет техпроцессы по-новому налаживать, причем для этого потребуются как раз химики, которых у нас сейчас нет. А вы наверняка найдете, так?
— Интересное предложение, выходит, я Иосифу Виссарионовичу смогу… так, а что вы за это захотите получить взамен?
— Это у Оли спрашивать надо, но, скорее всего, почти ничего. То есть процентов двадцать вырабатываемой заводом азотной кислоты наверняка нам хватит: там рядом и завод промышленной взрывчатки вроде тоже строится…
— Насколько я осведомлен, ваше управление всегда все, что изготавливает, само же и использует…
— Про Кузнецкий химзавод я точно знаю: Аня сама говорила, что кислоту девать будет некуда, а Оля — что нужно и стране что-то оставить. Но вы про «все сами используют» вообще не правы: я уже не говорю про самолеты и автомобили, вы хотя бы о сельхозпродукции вспомните.
— Извините, если обидел, я безусловно не это имел в виду, а лишь то, что продукция завода… часть продукции наверняка и вам понадобится. И, в общем-то, не ошибся — что уже на нас накладывает определенные обязательства. Но, надеюсь, с этим мы справимся. А о передаче завода когда и с кем нужно будет договариваться?
— Вы не очень спешите? Оставайтесь на обед, там с Ольгой Дмитриевной и обговорите всё.
— С удовольствием… а во сколько? Я насчет обратного рейса в Москву.
— Если опоздаете, то Иру попрошу, она вас подвезет. То есть нет, она Аню повезла в Читу… тогда спецрейс я организую, у нас в первом летном училище всегда два-три самолета для срочных поездок подготовлены. Но, думаю, вы и так успеете, дневной в Москву в три…
Николай Николаевич на встречу с «главным гидроэнергетиком Союза» спешил не просто так: Генрих Осипович всерьез интересовался самим процессом строительства «Ысьвенских» станций — почему-то именно так называли в Девятом управлении эти стройки. Вообще-то три небольших ГЭС ни в коей степени выдающимися не были, станция на Косьве планировалась на двадцать четыре мегаватта, на Усьве — шестнадцать, а на Лысьве — вообще шесть, но на стройках отрабатывались (или «демонстрировались»,
В начале сентября к Оле зашел Петруха с интересным вопросом:
— Тебе случайно хороший экономист не нужен? Мне Рудольфыч по старой памяти слил инфу интересную: в Харькове на каком-то мошенничестве одного взяли, еще весной — но дело все еще тянется. Даже, говорит, толком и не началось расследование: уж больно много в НКВД приходит положительных отзывов о нем и народ местный расследованию всячески не способствует.
— Что за экономист?
— Да уж не Леонтьев. Либерман какой-то.
— А зовут его уж не Евсей ли Григорьевич?
— Ты его знаешь?
— К сожалению. Эта сука продавила при Брежневе реформу, в результате которой СССР потерпел сначала экономический крах, а затем и развалился. Насколько я помню историю этого «великого экономиста», следствие по нему шло год, дали ему пятнадцать лет лагерей — но в лагеря он не попал, провел полгода в тюрьме, а потом его внезапно амнистировали и даже в должности повысили. Мне вот очень интересно было бы знать, кто за эту сволочь так героически заступался…
— Понял, осознал, раскаялся. Человечка заберу к себе и буду внимательно смотреть, кто его высвобождать бросится. Тогда дополнительный вопрос — он как, показательно и демонстративно или тихо и бесследно?
— Забирай. И постарайся сделать так, чтобы о его бесследном исчезновении вообще никто не знал. А про тех, кто его защищать бросится, ты сначала мне скажи, мы тогда вместе подумаем как эту мразь зачистить.
— Да чего там думать-то?
— Петь, еще раз: осужденного на пятнадцать лет тихо амнистируют и возвращают на работу, причем с повышением. Такое проделать — это даже не уровень республиканского НКВД, а минимум уровень республиканского ЦК. Эти всяко будут через каких-то помощников работать, а нам надо вычислить главного в этой кодле. Вычислить и вычистить…
И гудят леса бамбука, издают протяжность звука…
Аня в Читу так срочно полетела вовсе не из-за заварушки у озера Хасан, хотя некоторая связь с заварушкой все же была. В Чите, на запускающемся заводе по производству азотных удобрений сгорела при запуске аммиачная установка, и первым предположением местных специалистов было то, что уголь, поступающий на завод с новенького месторождения неподалеку от Петровска, содержал в себе «что-то вредное». Ну а так как завод, кроме удобрений, должен был еще и порох делать…