ТКС-2

Бариста Агата

Из-под наших ног полого уходила вниз извилистая гаревая дорога — залитая солнцем, розово поблескивающая. Дорогу с двух сторон огораживал парапет, внизу за парапетом дубы и кедры утопали в цветущих шпалерах жимолости, чубушника, колючего краснолистного барбариса. Может быть, на самом деле это были какие-то другие растения, но разница в глаза не бросалась — желтели пышные заросли дрока, бледно-голубые соцветия розмарина качались на иглистых веточках, по обочине дороги раскинул свои звёздочки гусиный лук…

— Пойдёмте, — сказал Кайлеан, — нас ждут.

Не

знаю, что меня опьянило — изобилие света, запахов, красок или же отсутствие стен, или случился запоздалый шок от событий этого утра, но я несколько заторможено перевела на него взгляд. Кайлеан приглашающе согнул руку в локте, я послушно ухватилась за его предплечье, и мы стали спускаться вниз как парочка туристов, что посетили местную достопримечательность и отстали от своего автобуса.

Вначале мы почти не разговаривали — я отходила от утренних событий и любовалась роскошными видами. Иногда я произносила «Подождите…», останавливалась и, держась за Кайлеана, вытряхивала очередной камешек, коварно запрыгнувший в туфлю. Тогда Кайлеан застывал как мраморная статуя, опираться на него было очень удобно. Затем мы двигались дальше. Под горячими лучами моя душа постепенно начинала оттаивать. В замке воскрешённый и повторённый многократно образ Мортена всё время стоял перед глазами, нависая подобно грозовой туче, теперь он померк и отступил.

Один раз мы остановились на мостике, под ним бойко сбегала вниз небольшая речушка. В образовавшийся просвет виднелся город Эрминар. Я облокотилась о перила, бездумно наслаждаясь панорамой, и вдруг услышала, как совсем рядом тоненько прозвенело. На каменной поверхности перил что-то блеснуло. Это был кузнечик, серебряный певун из зарослей, и он действительно сиял на солнце.

— Ой, кузнечик! — вскрикнула я. — Он серебряный! — и зашептала: — Не шевелитесь, а то он упрыгает. Хочу его разглядеть.

— Не упрыгает. Раскройте ладонь.

Я раскрыла ладонь, кузнечик покорно скакнул на неё, как на сцену. Поднеся его поближе к глазам, я увидала, что маленькое тельце покрыто серебристыми чешуйками, отчего насекомое блестело, словно было выковано из благородного металла ювелиром-искусником.

— Хорошенький такой… Кузнечик Фаберже! — Налюбовавшись, я сказала: — Всё, отпускайте.

В тот же миг освобождённый кузнечик с чуть ощутимым толчком исчез с моей ладони. Я посмотрела на Кайлеана.

— Вы и насекомыми можете управлять… Наверное, в качестве кары и тучу саранчи наслать можете?

Он пожал плечами.

— Тучу — нет. Насекомые думают по-другому, с ними сложнее.

— Сложнее чем с кем?

Он молча смотрел на меня.

— А, — сказала я. — Понятно. — И вдруг у меня вырвалось: — Значит, романа со стрекозой вы не заведёте.

Брови Кайлеана приподнялись, но он по-прежнему смотрел на меня молча.

То, что сгубило кошку из пословицы, распирало меня изнутри, и я не выдержала.

— Это вообще правда?

— Правда — что?

— Правда ли, что Карагиллейны заставляют забыть об… э-э-э… ну… об отношениях?..

Кайлеан

Георгиевич немедленно приобрёл невозмутимый вид.

— Вижу, вы отогрелись на солнышке, — заметил он. — Терапевтический эффект пеших прогулок налицо.

— Так что там с забыванием? Правда или нет?

— Не скажу.

Я опешила.

— Не скажете?

— Нет.

— А почему?

— А зачем?

— Кроме вас никто точно не знает… — сообразила я.

Он чуть усмехнулся.

— Ну, некоторым всё известно лучше меня. Дрю, например.

— Но Дрю не может знать наверняка!

— Вероятность погрешности чрезвычайно высока, — на этот раз откровенно ухмыльнулся Кайлеан. — Но вообще я рад, что вы взбодрились до такой степени, Данимира Андреевна.

— До какой это степени? — подозрительно спросила я.

— До такой.

— Развлекаетесь, Кайлеан Георгиевич, да?

На это Кайлеан опять предложил мне руку.

— Двигаемся дальше?

Посопев, я взяла его под руку.

— Спасибо за кузнечика.

Некоторое время мы шли молча. Кайлеан занимался любимым делом — смотрел на меня, я чувствовала на себе его взгляд. А я… Я любовалась цветущими окрестностями, но при этом мрачно размышляла о том, что если кто-то постоянно скрывает от тебя всё самое интересное и даже жизненно важное, а тебе всё равно хочется идти с этим кем-то под ручку бесконечно долго и хоть на край света, то совершенно ясно как это называется. У нормальных людей это называлось любовью, а у таких невезучих как я — безумием и нарушением магической клятвы.

— Магистр Мерлин будет на балу? — спросила я, когда мы взошли на следующий мост — он назывался Ивовым, потому что старые ивы действительно росли здесь в изобилии, — и снова остановились, глядя на город, который был уже близко.

— Разумеется, — насторожился Кайлеан. — Почему вы спрашиваете?

— Надо кое-что узнать.

Кайлеан вдруг взял меня за плечи и повернул к себе.

— Узнайте у меня, — требовательно произнёс он. — Я тоже не вчера родился. Ну, говорите же, что у вас там ещё припасено?

— Я не могу говорить об этом с вами, — сказала я, глядя в сторону. — Честно. Это не в порядке мести, не потому что вы сами замалчиваете что-то важное… не спорьте, я же чувствую… Просто… именно с вами — не могу.

Он держал меня за плечи и, склоняясь всё ниже, настойчиво ловил мой ускользающий взгляд и спрашивал:

— Но почему? Почему?..

Руки, прежде державшие меня так крепко, что промелькнула мысль о синяках, внезапно расслабились, ладони очень характерно — поглаживающее, прошлись по моей спине, привлекая ближе… Тут я наконец догадалась взглянуть на Кайлеана. Длинные ивовые ветви почти касались подсвеченных солнцем тёмных волос… а в глубине затуманенных серых глаз уже разгорались красные огоньки. Наверное, его ещё можно было остановить. Но я безвольно наблюдала, как двенадцать букв слова «здравомыслие» рушатся одна за другой и обломки перемешиваются, превращаясь в ничего не значащую абракадабру.