ТКС. Книга вторая
Шрифт:
Да, не будем лукавить - я уже давно не сомневалась, что нравлюсь Его Высочеству. Любая девушка прекрасно знает, когда она кому-то нравится - в особенном смысле нравится. И стоит мне только сделать шаг навстречу…
Но всё, что я должна была думать на эту тему, это то, что даже если я дрогну и у нас с Их Высочеством случится чудесная история любви, закончится она скверно и гадко. У меня уже вышло так один раз, и ради сохранения целостности души повторения нельзя было допустить.
Я сердито сорвала с одной из ‘фэнтезийных’ вешалок белоснежную рубашку, оглядела и приложила к себе. Длина меня удовлетворила -
Я вышла в гостиную. Огоньки в клетке при виде меня вновь оживились. Виртуозный порядок их танца смешался, они пометались немного, а потом распределились по кругу и принялись кружиться так быстро, что слились в светящийся диск. У диска была тёмная середина, и от этой середины будто расходились волны.
Внезапно мне померещился запах речной воды.
Как странно, рассеянно думала я, глядя на кольцо из светлячков, в недоумении шевеля ноздрями, не в силах определить, на самом ли деле возникло сырое дуновение… и вдруг меня словно током ударило. Я вздрогнула, расширив глаза.
‘ПРИ-И-НЯТО-О-О…’ - услыхала я раскатистое как наяву.
Я вспомнила! Я совсем забыла, а теперь вспомнила! Там, на Тучковом мосту! Я ведь дала клятву! Никогда и никого!
Неверными шажками я дошла до кресла у камина и села, уронив одежду на колени.
Столько необычного произошло за последнее время, что обещание, данное на мосту в порыве отчаянья, совершенно вылетело из моей бедной замороченной головы. Только-только освободившись из одной ловушки, я чуть было не угодила в другую - ловушку невыполненных обещаний. Как любой носитель магии я знала, что возмездие могло быть ужасным.
Я поёжилась. Как опрометчиво было принесено в жертву самое прекрасное, что может быть у человека в жизни…Что за судьба ждёт меня при таких обстоятельствах? Единственное, что приходило в голову, - по возвращении вернуться к Тучкову мосту, связаться с могущественным существом и попытаться изменить договор. События той ночи припоминались смутно, однако ощущение некоего великодушия, исходившее от хозяина портала, не пропало… Придётся броситься ему в ноги… если они у него есть.
Но это задача на будущее, сейчас ничего сделать было нельзя.
Немного посидев, повздыхав и поразмыслив, я решила взглянуть на ситуацию с другой стороны. Всё, что ни делается, к лучшему. Помощь пришла, откуда не ждали. Как знать, смогла бы я устоять против искушения в лице эрмитанского принца, а теперь, хочешь не хочешь, придётся исполнять клятву.
Ну что ж, будем живы - не помрём, подбодрила я себя. Фортуна преподнесла лимон, так пойдём же поищем сахар, обратимся к маленьким доступным радостям в виде королевской ванной комнаты. И нечего больше страдать.
– Спасибо, ребята, - сказала я на всякий случай светлячкам и отправилась куда собиралась.
…Ладно, признаю, на самом деле там было здорово. И разноцветный мрамор, и сверкающий хрусталь, и обширный резервуар на львиных лапах показались мне теперь очень даже к месту. Наверное, это была самая продолжительная ванна в моей жизни. Я плескалась и фыркала,
И я пела песни.
Громко.
Во-первых, потому что не воспользоваться такой акустикой было бы непростительным грехом. А во-вторых, надо было заглушить горечь, которая камнеломкой пробивалась сквозь праведность моих мыслей. Сердце всё-таки ныло, будто его сжимали в кулаке.
Не сразу удалось мне распеться, потому что начала я с русских народных песен. А ведь, казалось бы - беспроигрышный вариант для желающих утопить горе в песнопениях.
– На Муромской дорожке стоя-а-а-али три сосны-ы-ы… - с чувством вывела я, вытянула вверх ногу и полюбовалась ею. Длинная, стройная, розовая от горячей воды… пенные разводы, сползая вниз, облегали её экзотическим чулком… эх, жаль, такая красота, и никому не достанется… Я прибавила громкости: - Проща-а-ался со мной ми-и-илый до бу-у-удущей весны-ы-ы…
Но до конца не допела, потому что расстроилась. Ни к чему сейчас была песня про то, как кто-то любил одну девушку, а потом взял да и женился на другой. Неприятный какой-то сюжет.
– Ми-и-иленький ты мой, во-о-озьми меня с собой… - начала было я и снова замолчала. Тут миленький вообще изначально оказался женат - очень некрасивая история. У меня даже сложилось впечатление, что речь идёт об одном и том же рецидивисте по кличке ‘Миленький’. Он шнырял из одной русской народной песни в другую и везде измывался над доверчивыми девушками. Только в ‘Окрасился месяц багрянцем’ ему не повезло. Он думал, что всё будет как обычно, но крепко ошибся.
‘Окрасился месяц багрянцем’ я пропела с удовольствием и до конца.
Но дальше дело опять застопорилось.
‘Из-за острова на стрежень’, ‘Степь да степь кругом’ и ‘Чёрный ворон’ не добрались до финиша, несмотря на то, что раньше я охотно исполняла их за праздничным столом. Теперь же самые любимые и самые подходящие для пения в ванне песни показались мне чересчур мрачными.
– Да что ж такое-то!
– воскликнула я и чисто из принципа исполнила целиком ‘Ой, то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спалось’. Ведь есаул, истолковавший сон молодого казака в пессимистическом ключе, мог быть и не прав. Он же есаул, кадровый военный, в конце концов, а не гадалка и не доктор Фрейд. Ну, подумаешь, во сне с буйной головы шапка упала. Может, это к деньгам или дальней дороге.
Память почему-то подсовывала мне песни исключительно любовного содержания.
Даже ‘Валенки’, которые ранее казались беззаботной и бесшабашной песней, содержали волнительный куплет про ‘по морозу босиком к милому ходила’.
Надо переходить к другому репертуару, поняла я. К чему-нибудь сдержанному такому, мужскому… к военной тематике, например.
– Бьётся в тесной печурке огонь, на поленьях смола как слеза… - Эх, хорошо пошло, душевно, отметила я.
– И поёт мне в землянке гармонь, про улыбку твою и глаза… - Тут я внезапно обнаружила, что гармонь поёт мне исключительно про улыбку и глаза Их Высочества, Кайлеана Карагиллейна Третьего, принца Эрмитании. Они - улыбка и глаза - предстали передо мной как живые.