Тлеющий уголек
Шрифт:
И знаешь о чем я жалею до сих пор? Я так мечтал показать ей весь мир, и так больно осознавать, что у меня это не получилось…
========== Глава 5. Одинокие навсегда останутся одинокими ==========
Как удивительно, я не могу связать и пару букв, чтобы хоть что-то сказать. Язык онемел, горло пересохло. Эта маленькая обгоревшая книжонка высосала все мои эмоции, оставив внутри пустоту. Я не чувствую ничего, я опустошена. Перед глазами мельтешит букетик ромашек, который отец каждое шестнадцатое декабря носил на причал – память о ней, память о том месте, где он был счастлив, где услышал то, что так хотел, где был сломлен и где остался один.
Никогда не понимала
Вечное единоборство темных и светлых тонов кончено. Свет уступил, надеясь, что так будет лучше, а тьма заставила в ужасной агонии жить, каждый день напоминая о ее смерти. Как можно это назвать жизнью? Существование – одно слово, чтобы понять, как человеку больно. А я не понимала. Верила, что это его сложный характер, который достался ему по наследству. Все его действия – это свет. Даже когда он ругался с Элайджей, он пытался заглушить основную боль второстепенной; приносил ромашки на причал – вспомнить, как она дарила ему теплые лучи счастья. И этот конец в дневнике слишком резкий. Он не описывает, что было с ним потом, а значит, история не окончена. Это то, что уже не описывается, что скрыто от взоров посторонних людей.
Жженый дневник вновь попадает в мои руки, и я отчаянно листаю подгоревшие странички, в надежде, что там есть хоть слово. Страница за страницей я подхожу к самому концу. Ничего. Я не сдаюсь: возможно, я не заметила. В этот раз я пролистываю гораздо медленней и нахожу рядом с корешком дневника маленькие рубцы – эту страницу вырвали. Чувство облегчения накрывает меня, а в мыслях блаженная фраза - еще не конец. Эта страница спрятана в самом укромном месте, именно в этой странице эпилог его любви. Я сразу соображаю, где он может его прятать: в своей мастерской, где он хранит все свои тайны. Там, куда нельзя ступать другим людям, но я должна ворваться в его мир, чтобы забрать его из темных объятий. Стать ему новым лучом солнца, дать жизнь, а не существование. Чтобы, будучи счастливым, он смог найти в себе силы.
На мою удачу никого нет дома, но я все равно веду себя очень осторожно. Иду в противоположное крыло, где живет мой отец. Подхожу к двери и вновь ощущаю себя в шкуре преступника. Дверь заперта. «А ты что думала? – ругаю я себя. – Что, для тебя дверь должна быть открыта?».
Любая другая девушка на моем месте оставила бы эту затею еще с того момента, как украла дневник, прикрываясь тем, что это не ее дело, но я из великой семьи Майклсон, не знающей, что такое страх, я привыкла добиваться поставленных целей. Моя цель – вернуть отца, и я сделаю все, что в моих силах. Не отступлю, ни на шаг. Борьба будет до самого конца, пока сердце не остановится. Пока его сердце не остановится.
Мотивированная своими мыслями, я быстро нахожу ключ, который был спрятан на самом видном месте, ведь именно там никто не ищет. Довольная первым своим успехом, я мчусь к мастерской. Трудно осознавать, что, возможно, через несколько секунд последний пазл найдется, и я все пойму. Ключ вставляется в замочную скважину и с неприятным звонким лязгом поворачивается. Холодок пробегает по всему телу. Никогда не видела его мастерскую. Делаю неуверенный шаг, и с моих губ скрывается единственное слово: «О мой бог», которое эхом отлетает от высоких стен, на которые облокотились громоздкие стеллажи с многочисленными картинами. Ненасытные глаза бегают от одной картины к другой. Вот его мир, в который никому нет
Мысль о том, что я здесь делаю, заставляет меня оторваться ото всех рисунков и начать искать выдранный клочок листка. Недолго думая, подбегаю к дубовому столу, открываю все шкафчики и ищу, выкладывая из них все бумаги. Ничего не найдя, мчусь к стеллажам, перебираю рисунки, пока мне не попадается один портрет. На небольшом листочке нарисована девушка, стоящая около дерева и положившая на его толстую кору свою ручку. Ее сапфировые глаза проницательным взглядом смотрят на меня, но в них я не вижу злобы, в них печаль. Белокурые волосы ниспадали на ее бледные плечи. Белое платье в пол струилось мягкими волнами, а на безымянном пальце красовалось серебряное колечко с лазуритом в центре. Она освещала все вокруг себя, словно солнце землю.
Деревья показались мне чересчур знакомыми. Я подхожу к окну и мне открывается прекрасный вид на сад, напротив меня стоит огромный дуб. Моя рука самовольно поднимается, держа в руках рисунок, наравне с деревом. Точь-в-точь. Тут я замечаю обрубленные концы. Это тот самый листок из дневника. Я переворачиваю рисунок и читаю надпись: «Память о погибшей любви».
Вот он, эпилог. Память о том, что он ее любит, что она не просто человек, который отдал свою жизнь ради него. Это его монумент в ее честь. И пусть она никогда не увидит.
– Что ты здесь делаешь? – Слышу угрожающий голос подле меня. От него я вздрагиваю, как трусливый заяц от выстрела ружья. Собираюсь с мыслями, но они не хотят выстраиваться в правильный порядок.
– Хочу помочь, - первое, что вырывается из моих уст, когда я поворачиваюсь в его сторону. Его грозный взгляд прожигает меня, но я не дрогну. Я выполню свою клятву.
– Откуда у тебя это?
Я смотрю на свою правую руку, где зажат дневник, а потом на отца. Он в растерянности. Постепенно его глаза наливаются яростью. Мне влетит, это однозначно, поэтому я должна сказать первая, возможно, только это меня спасет.
– Это твой дневник, - глупо, но надо мыслить быстрее, - я вытащила его из камина и прочитала. Теперь я знаю все.
Мой голос не дрогнет – я училась у мастера маскировки эмоций. Понимаю, что много времени он мне не даст, начнет крушить все или заткнет мне рот. Господи, помоги мне. Так странно, именно сейчас обращаюсь к нему за помощью в надежде, что он услышит меня – противоположную сторону света. Но мы не выбираем, кто мы. Мы те, кто есть, и этого не изменить. Но, даже невзирая на свою сущность, мы можем пойти по другой дороге и почувствовать счастье, а не имитировать его.
– Что ты можешь знать? – Чуть ли не кричит на меня отец. В первый раз он поднимает на меня голос. Похоже, я зашла слишком глубоко, но, как я говорила ранее, отступать поздно.
– Я знаю о Кэролайн, о твоих чувствах к ней, - почти шепотом начинаю я, чтобы он понял, что я хочу договорить до конца. – Это не просто вампирша из Мистик Фоллс, она была твоей любовью, твоим светом. И я понимаю, что ты чувствовал на протяжении восемнадцати лет, осознавая, что ее убили из-за тебя. Это горе! Но даже сейчас надо жить дальше, а ты просто существуешь, отсчитываешь каждую секунду до начала следующего дня. Для чего ты хотел сжечь этот дневник? Чтобы отпустить ее? Ты не сможешь этого сделать, даже если бы ты собрал этот чертов пепел и отдал его на волю ветра, это не помогло бы, потому что настоящие воспоминания – они вот тут, - я подошла к нему и приложила свою руку к его груди, где в бешеном темпе билось разбитое сердце. – Чтобы действительно отпустить ее, ты должен освободить свое сердце, впустив в него другого человека.