Тьма и пламя. На бескрайней земле
Шрифт:
Поразмыслив над этим, Габриэль направился к пленнице. Его комната находилась между комнатами женщины и мага. Готтилф выбрал себе место поближе к выходу из подземелья – то ли чтобы все время слышать, что происходит снаружи, то ли чтобы как можно дальше находиться от ненавистной бездарки.
Из комнаты, где жила пленница, сочились свет и густые запахи лука,
Место, где жила пленница, выглядело обжитым, в отличие от прочих комнат подземелья. На полу белел лысинами выцветший ковер. На потолке ярко горел волшебный фонарь, подвешенный на крюк. На стене напротив входа висели полки, заставленные глиняной посудой. У левой стены стояла низкая кровать, узкая и аккуратно заправленная. У правой – разделочный стол. Пленница и спала, и готовила в одной комнате. Женщина кромсала капусту, когда Габриэль рискнул переступить порог. В огромной чаше на столе белели луковые кольца, заставляя хозяйку время от времени смахивать слезы со щек. На женщине было темное платье – без рукавов, несуразное, похожее на огромный мешок; светлые спутанные волосы сползали по спине до пояса.
Не то из-за хруста капусты, не то из-за дум пленница не заметила, как вошел мэйт. Он все еще не знал, как начать разговор, поэтому громко кашлянул, оповещая о своем присутствии. Пленница вздрогнула, немилосердный нож сорвался, и на указательном пальце выступила кровь. Хозяйка поднесла его к губам, слизывая алые капли, и наконец-то повернулась.
Габриэль впервые ясно увидел ее лицо, сероватое, с впалыми щеками и острым подбородком. Глаза, большие и серо-голубые, взирали на Габриэля со страхом и изумлением одновременно. Хозяйка продолжала лизать рану на пальце, не сводя взгляда с незваного гостя.
– Я
Звякнула цепь. Хозяйка отшатнулась от мэйта, как от пламени, уперлась в стену и выставила руки, будто защищаясь от удара.
– Не бойся, я всего лишь хочу остановить кровь.
Но женщина продолжала трястись от страха, не опуская рук. Габриэль сделал еще шаг, после чего осторожно, нежно взял указательный палец, где продолжала выступать кровь, и стал шептать над ним заговор. Теперь мэйт мог себе это позволить. И заговор, и мощное заклинание. Отвар Готтилфа залечил раны и придал сил, не оставив ни следа от схватки с дикими сверами и поединка с колдовским вихрем.
Пленница опустила вторую руку, не стала вырываться. Замерла у стены, глядя на палец, над которым шептался заговор. Габриэль чувствовал страх даже сквозь жгучее облако, брошенное луковым соком. Рука у женщины была прохладной и влажной, как брюхо только что выловленной рыбы.
– Ну вот, смотри, – довольный работой, Габриэль отпустил палец. – Кровь больше не идет.
– Зачем ты это сделал? – с подозрением спросила пленница, разглядывая указательный палец.
– Хотел загладить вину, – улыбнулся мэйт.
– Вину? – насторожилась хозяйка.
– Ну, это из-за меня твой нож сорвался, – пояснил Габриэль, покосившись на широкое блестящее лезвие. – Прости, что напугал.
Нож, острый и длинный, лежал в полушаге от хозяйки, приводя мэйта в замешательство. Как Готтилф мог спокойно спать все эти годы, зная, что похищенная им бездарка в любой момент может перерезать ему глотку? Все-таки маг был безумен. Неужели пленница ни разу не попыталась освободиться или убить похитителя, тем более что он сам предоставил ей средство для побега? Пока все выглядело именно так. Хотя, возможно, некоторые шрамы на теле Готтилфа были оставлены этим самым ножом, этой самой грубой, холодной и худой рукой.
– Я присяду? – спросил Габриэль.
Конец ознакомительного фрагмента.