Тьма над Петроградом
Шрифт:
Но Борис Ордынцев был сейчас далеко, в России, и, вспомнив о нем, Горецкий еще больше нахмурил брови.
Господин комиссар, напротив, просиял и рассыпался в благодарностях за завтрак, а главное – за то, что Горецкий хоть и предположительно, но определил, кто же такой был найденный в подвале покойник. Комиссар, разумеется, проверит по своим каналам, так ли это на самом деле, и, убедившись, что князь Тверской действительно исчез примерно с неделю назад, с новыми силами примется за Луизу Коровью Задницу с целью выяснить, кто привел князя к ней в лавочку и за что его убили. Она скажет, рано или поздно, но скажет.
Горецкий сердечно
Комиссара позвали к телефону, и Аркадий Петрович вышел на улицу один. Он не стал подзывать фиакр, а прошел пешком по улице Суффло до площади Святой Женевьевы, небесной покровительницы Парижа.
На уютной чистенькой площади стояла аккуратная небольшая церковь Сент-Этьен дю Мон. Аркадий Петрович поднялся по ступеням и потянул на себя тяжелую дверь.
Он не собрался молиться или преклонять колени перед серебряной ракой, в которой находятся мощи святой Женевьевы, тем более что знал наверное, что никаких мощей там нет и в помине. Во времена Великой французской революции народный гнев распространился не только на живых, но и на мертвых. Раку с мощами покровительницы Парижа революционные толпы вытащили из церкви и выбросили с холма. Чем революции помешала несчастная святая, осталось неизвестным. Впрочем, тут же усмехнулся про себя Аркадий Петрович, не им, русским, удивляться такому варварству, у них в России бывало и похуже.
Горецкий привычно удивился другому: вот ведь у них во Франции тоже были Робеспьер и Марат, восемнадцатое брюмера, и гильотина, работающая без перерыва, и полные корзины голов с шевелящимися губами… И разве можно в такое поверить?.. Ведь сумели французы преодолеть весь этот ужас, вышли из революции с колоссальными потерями, но вышли…
Тут Аркадий Петрович спохватился, что думает совершенно не о том, и слегка на себя рассердился. Он вообще был собой не то чтобы недоволен, но душу точил легкий червячок, какое-то старое воспоминание не давало ему покоя. Он и зашел-то в эту церковь, чтобы поразмыслить в тишине, а заодно взглянуть на хоры.
В церкви было пусто и тихо. Горецкий уселся на стул в центре, так чтобы видеть резные белокаменные хоры, изящной спиралью взлетавшие посреди центрального нефа. Эти хоры всегда его восхищали, и на ум приходило довольно избитое выражение, что архитектура – это застывшая музыка. Если идти дальше, то это каменное кружево он мог бы сравнить только с токкатой Баха.
Аркадий Петрович неохотно отвел взгляд и сосредоточился на воспоминаниях. Казалось бы, в этом последнем предприятии, куда он сосватал Бориса Ордынцева, он, Горецкий, выступал всего-навсего посредником. Ему изложили задачу, он охарактеризовал Бориса с наилучшей стороны, для этого, кстати, совершенно не пришлось кривить душой. Еще он сумел убедить Ордынцева, что стоит взяться за дело. Опасно, конечно, но молодому человеку полезно будет вспомнить былые навыки, а то совсем тут закис. Нищета, голод и полное отсутствие перспектив кого угодно доведут до уныния. Уже появился этакий затравленный взгляд, еще немного – и Борис почувствует себя полным неудачником.
И все, кажется, шло неплохо до тех пор, пока Горецкий не услышал в рассказе Павла Петровича фамилию Мезенцева. Агния Львовна Мезенцева, подруга матери разыскиваемой племянницы его высочества Сашеньки. Вполне вероятно, что они были настолько дружны, что после смерти Сашенькиной матери Агния Львовна взяла на себя заботу о дочери. Да и Павел Петрович хотя и неуверенно, но все же сказал, что они сейчас живут вместе.
Аркадий Петрович имел отличную память, в ней хранились сотни историй криминального характера. Пока годы над его памятью были не властны.
И он вспомнил, что фамилия Мезенцева встречалась ему как-то в газетах. Кажется, был какой-то большой скандал в высшем свете лет двадцать назад. Произошел он в одном очень высокопоставленном семействе. Нет, семейство-то было на высоте – никаких сбежавших с гусаром девиц и проигравшихся несовершеннолетних сыновей. Глава семьи граф С. не растратил состояние на актрис, мать семейства не увлеклась заезжим итальянским скрипачом, и даже двоюродная тетка не отписала свое состояние нищей компаньонке.
Аркадий Петрович откинулся на жестком стуле и прикрыл глаза. Да-да, теперь он точно вспомнил. Скандал произошел в поместье С. под Сиверской. Аркадий Петрович бывал там когда-то, еще до того происшествия. Он вспомнил большой дом в стиле ампир, построенный итальянским архитектором, специально выписанным из Флоренции, широкую каменную лестницу с бельведером, откуда открывался дивный вид на озеро. Был при доме огромный старинный парк, и мощеная дорога вела в ближнее село, к церкви.
Интересно, что сейчас со всем этим стало? В доме заседает какой-нибудь сельсовет. Или нет, пожалуй, дом-то больно хорош для сельсовета, не иначе какое-нибудь управление. А скорее всего нет уже никакого дома. Разграбили, разрушили, пожгли, разнесли по кусочкам… Долго еще хозяйственные мужички из окрестных деревень с развалин кирпичи для печей таскать будут… Хотя остались ли там в России хозяева-то, вот вопрос. Ничего, Борис вернется, расскажет…
Снова Аркадий Петрович нахмурился, вспомнив Ордынцева. Что-то ему не нравилось во всей этой истории. И здесь, в церкви, он понял, что именно.
Скандал в благородном семействе был самый банальный: семью обокрали. Неизвестный злоумышленник влез ночью по веревке в окно, сумел вскрыть сейф в кабинете главы семьи и выкрал оттуда крупную сумму денег и драгоценности жены. Вора удалось поймать тут же, в парке, егерь подстрелил его, да так неудачно, что вор умер на месте. Таким образом, украденное удалось вернуть, однако была там какая-то темная история. Кажется, что-то все же пропало. То ли грабитель успел спрятать это в лесу, то ли выронил где-то в доме, и подобрал кто-то из прислуги, нечистый на руку, но драгоценная вещь пропала. И вот в связи с этим делом и всплыла в голове Горецкого фамилия Мезенцева.
Семейство было очень хлебосольное, славившееся своим гостеприимством, а в тот день еще были именины хозяйки дома. Собралось множество гостей, был дан бал. Горецкий помнит огромную бальную залу – венецианские окна, бронзовые канделябры отражаются в зеркалах и навощенном паркете…
Агния Мезенцева была в числе гостей, кажется, она являлась близкой подругой дочери главы семейства. Как видно, у этой мадемуазель еще с юности был дар – заводить себе богатых и знатных подруг. Она, кстати, и сама была хорошего рода. В тот раз ее допрашивали, как и всех. Она сказала, что спала в своей комнате и проснулась, только когда услышала шум во дворе и выстрелы в парке.