Тьма наступает
Шрифт:
Стая ворон перенесла меня через дорогу в мгновение ока. Потом все когти разом разжались, и я полетел вниз. Прямо на черноглазую тварь. Правое предплечье обвила светящаяся цепь — моё оружие было готово к бою.
Тварь сделала спокойный шаг назад. Моё падение замедлилось в метре от земли, как обычно. Я развернулся и встал на ноги.
Между мной и тварью было метра полтора, но она даже не вынула рук из карманов. И улыбка никуда не делась.
— Я пришёл не воевать, Бродяга, — произнёс голос.
Вполне себе человеческий — если бы ему не вторило многоголосье Тьмы.
— А зачем ты пришёл? Сдаваться?
Голова твари резко запрокинулась, и она расхохоталась.
— Смешная шутка, Бродяга. Я пришёл предложить тебе сделку.
— Смешная шутка, — усмехнулся я. — Сделка с Тьмой. Да я скорее лошадь у цыгана куплю не глядя и не торгуясь.
— Отвечать сейчас не обязательно. Подумай. Я вернусь за ответом. Ты ведь и сам понимаешь, что все ваши трепыхания лишь отсрочат неизбежное, и то — не надолго. Девчонка-аватар вам не очень-то помогает. Ей нужен истинный Свет, чтобы победить меня. А он не может сюда пробиться из-за того, что не пускаю я. Такой вот замкнутый круг. Однако я думаю, что мы с тобой можем достичь соглашения. Твой мир, в котором ты сформировался, как дух, ещё жив. Я отступлюсь от него хоть сейчас. А ты — вернёшься туда. Со всеми своими магическими силами, молодостью, знаниями. Ты сможешь там очень хорошо устроиться! Можешь взять с собой всех, кто тебе дорог. Я не ограничиваю тебя ни в чём. Кристина? Пожалуйста. Клавдия? Не стесняйся. Сестра, тётка, её муж, твой дед, твои друзья. Да хоть всю императорскую семью забирай! Всю академию! Это — крохи для меня.
— Какая невероятная щедрость, — восхитился я. — Но, полагаю, есть одно исключение?
— Три, — отозвалась тварь. — Или два — как посмотреть. Девчонка-аватар должна остаться. И символ мира — два существа, которых ты помешал объединить в одно — тоже. Такое моё предложение. Ты уходишь, а я отступаюсь от твоего родного мира навсегда. Ты обо мне не вспоминаешь, я не вспоминаю о тебе.
Я открыл рот, чтобы ответить, не задумываясь. Но тут вдруг всё вокруг изменилось.
Мир как будто бы потускнел, сделался серым и мрачным — чересчур серым и мрачным даже для Петербурга, — и из него пропали все звуки.
— Не спеши с ответом, Бродяга, — защекотал уши омерзительный шёпот твари. — Подумай вот о чём.
Тварь больше не была человеком. Теперь она напоминала лоскут Тьмы, парящий на ветру. Этот лоскут медленно плыл вокруг меня, и голос плыл вслед за ним.
— Ты ведь достиг равновесия. Не отрицай, я знаю, что это случилось. То, к чему иные стремятся всю жизнь, но так и не достигают. Твоя жемчужина сделалась поровну чёрной и белой. Ты — один из величайших людей в этом мире. Все твои эмоции, все чувства под контролем. И тебе это нравится. Ты будто сидишь в кабине и управляешь оттуда сложнейшим механизмом. Полный контроль, никаких случайностей. Ты примирил тёмную и светлую стороны в себе. Но что будет, когда ты, как глупый мальчишка, крикнешь мне: «Убирайся вон, я не сдамся до конца!»? Я скажу тебе, что. И ты не посмеешь мне возразить, потому что знаешь: это правда. Твою жемчужину и твою душу затопит свет. Белизна. Однако белое — это лишь чистый лист, на котором удобно рисовать чёрными чернилами. Само существование белых магов подразумевает существование чёрных. И ты быстро поймёшь, что, оставаясь белым, не сумеешь сделать и сотой доли того, что следовало бы. И тогда ты скатишься в черноту. Как этот несчастный мальчишка, которого сейчас опекаешь, ты окажешься в самом начале пути. И все твои силы вновь будут уходить на борьбу с собой.
Лоскут Тьмы повис передо мной, снова приняв очертания, напоминающие человеческие.
—
Лоскут замер, будто ожидая ответа.
— А что ещё? — спросил я.
— О, так мы уже торгуемся? — развеселился лоскут.
— Ну да. Чего мне ещё сделать? Превратить камень в хлеб и съесть его? Так ты только скажи, я — мигом.
Смех звучал отвратительно, он буквально ввинчивался в барабанные перепонки.
— Мудро, Бродяга, браво! Огрызаться, но не говорить ни «да», ни «нет». Я подожду, не спеши. Хотя, конечно, не буду в это время сидеть сложа руки, как говорят люди. У меня есть дела. Тебе понравится, обещаю! Ты оценишь ту иронию, которую я покажу миру. И, быть может, так тебе станет легче решить.
Цепь всё ещё была обмотана вокруг моего предплечья. Сжав кулак, я шагнул вперёд и нанёс удар — но рука лишь рассекла воздух. Чёрный лоскут исчез. Тьма пропала, сказав всё, что хотела.
Женщина в пальто и пуховом платке на голове, двигавшаяся мне навстречу, остановилась. Окинула меня испуганным взглядом и пошла в другом направлении.
Я обернулся назад. Борис всё ещё был в лавке. Сверху донёсся призывный чаячий вопль.
— Давай, Джонатан, — вздохнул я. И подпрыгнул.
Стая ворон подхватила меня, перенесла через дорогу.
Интересно, почему именно вороны? — думал я, пока летел. Почему он не может превратиться в стаю чаек, например? Спрашивать Джонатана — значит, получить извечный промонархический ответ и ничего не понять. А кого спросить? К Мурашихе обратиться? Можно, конечно, да только о том ли мне сейчас нужно думать? Кажется, есть занятия и поважнее.
Охранники великого князя приветствовали моё появление изумлёнными лицами. Стая ворон, поставив меня на дорогу, тут же исчезла. Остался один Джонатан — который не стал рассиживаться у меня на плече, а сорвался с места и исчез в хмуром небе. Видимо, дальше он с нами ехать не собирался. Означать это могло всё, что угодно — как отсутствие всякой опасности, так и танковый клин, уже несущийся нам навстречу по трассе, ведущей к Царскому Селу.
Борис вышел из лавки с букетом, за которым не было видно его самого. Присвистнув, я обошёл машину и открыл дверь. С превеликими осторожностями, стараясь не повредить ни единому цветочку, Борис сел на пассажирское сиденье.
— Ну как? Думаешь, ей понравится? — спросил Борис, ощутимо волнуясь. Это чувствовалось по дыханию и по голосу, который вдруг зазвучал на полтона выше.
— Надо бы вам откалибровать свои представления о связи величины букета с величиной промаха, — усмехнулся я, заводя машину.
— Что, прости?
— Когда уехал на весь день без предупреждения — это, ну… пять розочек. Максимум — семь.
— А вот это? — Борис пошуршал букетом, в котором, навскидку, было на порядок больше боевых единиц.
— Это — баня с проститутками, как минимум, — оценил я.
— Костя, ты говоришь совершенно пошлые и неуместные вещи! — возмутился Борис. — Агата не может мыслить такими категориями! Она…
— Да-да-да. Она — особенная, не такая, как все, и вообще — ангел, спустившийся с небес. Знаю, ваше высочество, я тоже влюблялся в вашем возрасте.
— Ты так говоришь, как будто старше меня лет на двадцать!
— Ну-у-у…
Развивать тему я не стал. Благо, мне хватало мыслей, которые нужно было обдумать по дороге к академии.