Тьма в бутылке
Шрифт:
Он указал направление и протянул в окошко листок с обведенными ручкой нужными номерами. На листке было написано: «Пациент лежит в палате…», а затем следовали цифры.
Идеальное сопровождение к месту преступления. Всего-то!
Он вышел на 3-м этаже и тут же обнаружил перед собой табличку «Отделение интенсивной терапии 4131». Внутрь вела закрывающаяся двойная дверь с белыми шторками. Тому, кто не в курсе, обстановка чем-то напоминала похоронное бюро.
Он улыбнулся. В каком-то смысле так оно и было. Если атмосфера внутри соответствует той, что царит снаружи,
Он распахнул двери.
Отделение было небольшим, но производило впечатление просторного. Чего он не предвидел, так это рабочей обстановки в недрах отделения. Он рассчитывал на глубокую сосредоточенность и тихую работу персонала, но дело обстояло совсем иначе. По крайней мере, в тот момент.
Возможно, время все же было выбрано не настолько удачно, как он ожидал. Он миновал две небольшие комнаты для посетителей и направился к регистратуре, представлявшей собой красочную изогнутую тумбу, пройти мимо которой было никак нельзя.
Секретарь кивнула ему, ей нужно было разложить документы у себя на столе.
Тем временем он огляделся.
Врачи и медсестры были повсюду. Некоторые из них находились в больничных палатах, другие сидели в небольших кабинетах с компьютерной аппаратурой перед палатами. То и дело кто-то целеустремленно проходил по коридору.
Возможно, дело в пересменке, подумал он.
— Я пришел в неподходящее время? — с типичным ютским диалектом спросил он у секретаря.
Она взглянула на наручные часы, а затем дружелюбно посмотрела на него.
— Возможно, придется немного подождать. Кого вы ищете?
В этот момент лицо его стало принимать все более беспокойное выражение, которое он отрепетировал заранее.
— Я друг Рахили Крогх.
Она наклонила голову.
— Рахиль? Здесь нет Рахили Крогх, вы, наверное, имеете в виду Лизу Крогх? — Она посмотрела на свой монитор. — Вот у меня написано — Лиза Карин Крогх.
Проклятие, о чем он только думал? Рахиль — это имя для посвященных членов общины, отнюдь не реальное. Он же прекрасно это знал.
— Ах да, простите. Да, Лиза, конечно. Понимаете, мы члены общины, в которой называем друг друга библейскими именами. Лизу у нас зовут Рахилью.
Выражение лица секретаря слегка изменилось. Она не верила его словам, или у нее было какое-то предубеждение против религиозных людей? Может, через секунду она пожелает увидеть документ, удостоверяющий его личность?
— Да, я ведь и с Исабель Йонссон тоже знаком, — поспешил добавить он, прежде чем она успела предпринять этот шаг. — Мы дружим все втроем. Их доставили сюда вместе, насколько я понял из слов ваших коллег из травматологического центра. Это правда?
Она кивнула. У нее получилась улыбка сквозь зубы. Но все же.
— Да, — подтвердила она. — Они обе лежат вон там. — Она указала на палату и назвала номер.
В одной палате. Лучшего нельзя было пожелать.
— Вам придется немного подождать. Исабель Йонссон переводят в другое отделение, наш врач и медсестры заняты подготовкой этого перевода. К тому же у Исабель
Тревожные сведения.
Он быстро повернулся в сторону комнаты для посетителей. Действительно, там в одиночестве сидел мужчина со сложенными на груди руками. На нем была полицейская форма. Вероятно, брат Исабель. Точно он. Такие же высокие скулы, та же форма лица и носа. И его присутствие не предвещало ничего хорошего.
Он посмотрел на секретаря с выражением надежды.
— Исабель, наверное, уже лучше?
— Насколько мне известно, да. В противном случае от нас обычно не переводят в другие отделения.
Она сказала «насколько мне известно». Конечно, она знала это точно. Не знала только, когда именно произойдет перевод, а произойти он мог когда угодно.
Как неудачно. Да еще и братец здесь ошивается…
— А можно мне тогда поговорить с Рахилью? Она в сознании? Простите, я имел в виду, с Лизой.
Она покачала головой.
— Нет, Лиза Крогх все еще без сознания.
Он склонил голову и тихо спросил:
— Но Исабель-то в сознании?
— Я не знаю, спросите у медсестры. — Секретарь показала в сторону светловолосой, очень уставшей женщины, которая проходила мимо с несколькими папками под мышкой. После чего переключилась на другого посетителя, подошедшего к стойке. Аудиенция закончилась.
— Ой, извините. — Он остановил медсестру, помахав рукой. На ее бейдже стояло «Метте Фригорд-Расмуссен». — Вы не могли бы мне подсказать, Исабель Йонссон в сознании? Мне можно поговорить с ней?
Возможно, это был не ее пациент, возможно, не ее дежурство, а может, и вовсе не ее рабочий день, или она просто вконец вымоталась, но факт тот, что она взглянула на него узкими щелочками глаз и процедила сквозь сжатые зубы:
— Исабель Йонссон? А, да. Она… — На мгновение замерла, устремив взгляд вверх. — Да, она в сознании, однако находится под сильным действием лекарств, и у нее сильно повреждена челюсть, так что она не в состоянии нормально говорить. Да, на самом деле, она пока совсем не может общаться, но скоро сможет.
Затем она натянуто улыбнулась ему, он поблагодарил ее за информацию и отпустил семенить навстречу остатку явно непростого дня.
Исабель не могла общаться. Наконец-то хорошая новость. Надо было воспользоваться ситуацией.
Он сжал губы и выскользнул из комнат ожидания в коридор. Скоро ему нужно будет быстро ретироваться отсюда. Он предпочел бы воспользоваться лифтом, без суеты и спешки, но если существовали иные возможности, необходимо знать и о них.
Он прошел несколько палат, в которых лежали люди в крайне тяжелом состоянии, а врачи и медсестры спокойно и размеренно делали свою работу. В комнате мониторинга сидели несколько человек в халатах и сосредоточенно смотрели на экраны, тихо переговариваясь. Тут осуществлялся контроль за всеми пациентами.