Тьма в бутылке
Шрифт:
«Если я стукну его скамейкой прямо по шее, то…»
Она сглотнула и сцепила руки. С какой силой нужно ударить?
Тем временем ее муж показался в дверном проеме и с грохотом поставил коробку к ее ногам.
— Ну, посмотрим вот сюда. Скоро мы раз и навсегда узнаем, шарила ты в них или нет. Согласна?
Она внимательно наблюдала, как он открывает крышку. Эта коробка стояла в самом низу и в самой середине. Две полоски картона оставалось до могильного ящика, вмещающего в себе его самые сокровенные тайны. Вырезка с ее изображением в Бернстоффспаркене. Деревянная архивная шкатулка
Она закрыла глаза и постаралась успокоиться. Если есть на свете бог, то сейчас он должен ей помочь.
— Я не понимаю, зачем ты вытаскиваешь все эти старые бумаги. Какое я к ним имею отношение?
Он встал на одно колено, вытащил первую стопку вырезок и отложил в сторону. Он не хотел, чтобы она увидела их сейчас, пока он еще явно не обнаружил ее вину. Она совсем сбила его с толку.
Затем он осторожно извлек архивную шкатулку. Ему даже не потребовалось ее открыть. Уронил голову и тихо-тихо произнес:
— Почему ты не могла просто оставить мои вещи в покое?
Что он заметил? Что она не учла?
Она вперила взгляд ему в спину, затем перевела на скамейку и вновь обратила на его спину.
Какое значение имеют эти бумаги в деревянной шкатулке? Почему он сжал руку так, что побелели суставы?
Она дотронулась до шеи и ощутила бешеное биение пульса.
Он обернулся к ней, прищурившись. Этот взгляд был ужасен. Отвращение достигло такой концентрации, что она едва могла дышать.
До скамейки все-таки оставалось три метра.
— Я не рылась в твоих вещах, — сказала она. — Почему ты так думаешь?
— Я не думаю, я знаю.
Она сделала небольшой шаг к скамейке. Он никак не отреагировал на это движение.
— Смотри! — Он повернул к ней шкатулку передней стенкой. Там не на что было смотреть.
— Куда я должна смотреть? — спросила она. — Там ничего нет.
В снегопад во время оттепели можно наблюдать, как снежинки испаряются в полете к земле. Как вся их красота и легкость впитывается в воздух, где они и завершают свой путь, и волшебное мгновение заканчивается.
Такой вот снежинкой ощущала она себя, когда он сгреб руками ее ноги и дернул на себя. Падая, она увидела перед глазами собственную растворяющуюся жизнь, и все, что она знала, рассыпалось в порошок. Она даже не почувствовала, как ее голова хлопнулась об пол, только ощущала, что он по-прежнему крепко держит.
— Вот именно, на шкатулке ничего нет, а должно быть! — прорычал он.
Она заметила, что из виска сочилась кровь, но боли не было.
— Я не понимаю, о чем ты, — услышала она сама себя.
— На крышке лежала нитка. — Он наклонил голову близко-близко к ней, продолжая крепко держать ее. — А теперь ее тут нет.
— Отпусти меня. Дай мне подняться. Она, скорее всего, слетела вниз сама. Когда ты вообще последний раз залезал в эти коробки? Четыре года назад? Чего только ни произошло за эти четыре года! — Она собрала весь воздух в легких и закричала что есть мочи: — ДА ОТПУСТИ ЖЕ МЕНЯ!
Но он не собирался ее отпускать.
Она видела, что расстояние до скамейки все увеличивается, когда он тащил ее в комнату с коробками. Видела полоску
Она хотела закричать снова, но без воздуха не могла.
Затем он убрал ногу, резко и жестко поднял ее под мышки и втащил в комнату. И она лежала там, блокированная коробками, истекающая кровью и парализованная.
Возможно, она и успела бы отреагировать, если бы могла предвидеть то, что произошло. Только зафиксировала, как его ноги быстро отступили на пару шагов и как коробка поднялась высоко над ее головой.
А затем тяжело опустилась ей на грудь.
На мгновение из нее улетучился весь воздух, однако инстинктивно она немного повернулась набок и положила одну ногу на другую. Затем на нее полетела вторая коробка, которая прижала предплечье к ребрам и обездвижила ее. За второй последовала третья.
В общей сложности три коробки — это слишком, слишком тяжело.
Она еле различала дверной проем и коридор там, где кончались ее ноги, но и этот вид скрылся, после того как он водрузил стопку коробок ей на голень и в довершение поставил еще один штабель на пол у самой двери.
Он проделал все это молча. Молча же захлопнул дверь и надежно запер ее снаружи.
Она даже не успела позвать на помощь. Да и кто мог бы ей помочь?
«Он хочет оставить меня тут?» — подумала она. Диафрагма двигалась от дыхательных движений в грудной клетке. Она могла видеть лишь полосы света от велюксовского окна у себя над головой да коричневые картонные поверхности.
Когда наконец наступила полная темнота, у нее в заднем кармане зазвонил телефон.
Он звонил и звонил, пока не перестал.
21
За первые двадцать километров дороги к Карлсхамну Карл выкурил четыре сигареты «Сесиль», чтобы справиться с периодическими приступами дрожи, одолевавшими его после жуткого утреннего кофе у Трюггве Холта. Если бы они закончили допрос накануне, он сразу же отправился бы домой и в данный момент лежал бы в своей тепленькой постельке с газетой на животе, вдыхая обеими ноздрями ядреный запах оладьев Мортена.
Мёрк принюхался к собственному несвежему запаху изо рта.
Субботнее утро. Через три часа он будет дома. А пока что остается только держаться.
Карл едва настроился на «Блекинге Радио», как затрезвонил вальс в исполнении хардангерфеле. [24]
— Ну и что? Ты где, Калле? [25] — поинтересовался голос на другом конце провода.
Мёрк вновь взглянул на часы. Девять часов. Запахло жареным. Когда последний раз его пасынок поднимался в такую рань в субботу?
24
Хардангерфеле — национальная норвежская скрипка.
25
Калле Блумквист — сыщик, герой трилогии Астрид Линдгрен.