Тьма

Коуст Дора

Петра мысленно уже перебирала гладкие пряди распущенных волос, не обращая внимания на смысл беседы, когда остальные зрители быстренько покинули коридоры, переживая, что гнев руководителя Академии Равенства падет и на них. Комендант также испарилась, оставив после себя противную дымку слишком сладких духов.

– Я не могу сдвинуться с места! – жалобно ответил парень.

– Гори Сей, почему адепт эль Абон не может уйти?

– Сделайте шаг к нему, и купол исчезнет, – тихонько проговорила Петриция, пряча глаза.

Директор, не медля, сделал уверенный шаг, и прозрачные красноватые

стенки лопнули, не оставив и следа. Винтер поспешил убраться из общежития, чтобы скорее связаться по магической почте с матерью.

– Не расскажете, что это за странный купол? – мужчина скрестил руки на груди.

Соседка все это время отлично притворялась мертвой, словно этот спектакль мог хоть для кого-нибудь пройти незамеченным.

– Секрет, – почему-то сказала Петра, и ее щеки превратились в пунцовые.

– Может быть, поведаете мне его, скажем, за чашечкой чая? Все равно уже не уснуть… – Грон старался не показаться наглецом, но даже сам понимал, как странно звучат его слова для юной девушки.

– Из… – начала было извиняться Петра в желании отказать, но с другой кровати, поставив ее в неловкое положение, вдруг восторженно прокричали:

– Да! – Малиса высунулась из-под одеяла с маниакальной улыбкой великой сводницы на лице. – И обязательно покормите ее Лорд Директор. Она непростительно мало сегодня съела!

– Малиса! – хотела одернуть соседку девушка, но мужчина в два шага оказался у ее постели.

* * *

Доли секунды прошли, а Петра уже оказалась в чужой гостиной. Она одернула руку, которую продолжал держать в своих ладонях мужчина. Он нерешительно улыбнулся и встал с мягкого дивана, где также, находясь на грани понимания происходящего, расположилась девушка.

– Прошу меня простить, мне необходимо одеться. – Грон вышел из комнаты через боковую дверь.

Петриция осмотрела свои голые ноги, непозволительно открытые для нахождения рядом с посторонним мужчиной, и схватила аккуратно сложенный плед, что разместился на противоположной стороне дивана. Закутавшись в него, она почувствовала себя более защищенной и, не зная, чем занять себя, начала рассматривать гостиную.

Диван вместе с двумя креслами расположился напротив массивного камина, где яркие языки пламени играли свой медленный танец, беспощадно пожирая еще не сгоревшие поленья. Несколько нейтральных картин с изображениями природы украшали молочные стены. Два больших книжных шкафа стояли параллельно друг другу у широкого, завешанного тяжелыми темно-зелеными шторами окна. Темный ковер с рисунком из незатейливых виньеток покрывал весь пол. Это все, что успела приметить Петра, прежде чем хозяин дома вернулся в комнату.

Мужчина облачился в легкую футболку, прикрыв завораживающее тело. Он вез небольшой столик на колесиках, на котором был сервирован поздний ужин или ранний завтрак. Две кружки с дымящимся чаем, тарелки с жареным мясом и свежими овощами и ягодный пирог удобно разместились на столике и предстали перед девушкой во всей своей ароматной красе.

– Я хотел бы извиниться за то, что так опрометчиво поступил и выдернул вас из кровати. Не понимаю, что на меня нашло. Обычно я себя так не веду, поэтому не приписывайте, пожалуйста, мне

образ эгоистичного тирана. Но все же не могу вас отпустить, не накормив, дабы ваша соседка была уверена, что я услышал ее пожелания. – Лорд присел на другой край дивана, сохраняя внушительную дистанцию.

– Признаюсь честно, вы несколько напугали меня, – Петра все же решилась ответить правду.

– Мне очень жаль. – Грон дружелюбно улыбнулся. – Приятного аппетита.

– А как вы собираетесь составить мне компанию, если расположились так далеко от столика?

– Не подумал. – Он придвинулся чуть ближе, и Петре ничего не оставалось, как, переступив через все правила этикета, подвинуть столик к мужчине и пересесть самой.

Напряжение витало в воздухе, обрамляя молчание за трапезой. Девушка аккуратно разрезала мясо на маленькие кусочки и, накалывая на вилку вместе с овощами, наслаждалась невероятными вкусами.

– Кто готовил это произведение поварского искусства? – решила она начать разговор.

– Это все творения моей тетушки. Она безгранично убеждена, что я слишком много работаю и не успеваю как следует питаться, поэтому каждый вечер готовит для меня. На самом деле ей просто нечем занять вечер, да и готовить она любит. Поэтому, сплетая эти три причины, я получаю вот такие изысканные блюда.

– Но ведь Куратор эль Свьен Леди! Разве ее не осуждают в обществе? – Петриция впервые слышала, чтобы титулованные особы делали хоть что-то из того, чем обычно занимаются наемные слуги.

– О! Попробуйте хоть что-то ей возразить на эту тему! Да и о других ее увлечениях… Поверьте, молчать для жизни куда безопаснее! – рассмеялся Лорд, тем самым разрядив обстановку. – Многим также не понятно, почему она работает в Академии, в то время как ее подруги устраивают балы и занимаются благотворительностью или обсуждением чужой личной жизни. Но ее это совершенно не волнует! Разве не прекрасно делать то, от чего ты получаешь удовольствие?

– Вы тоже получаете удовольствие, управляя Академией? – Петра отпила уже остывший чай.

– Конечно. Иначе я бы не занимался всем этим. Пусть есть некоторые трудности, пусть я устаю, но это мое призвание. Я привык командовать, когда служил в Императорской Гвардии. Здесь, в принципе, то же самое, только вместо вояк в подчинении преподаватели и адепты с их небольшими проблемами.

– Вы служили в Гвардии? – удивление читалось на лице девушки.

– И довольно долго. Но думаю, вам это будет неинтересно.

– Отчего же вы так решили? Поведайте мне, пожалуйста, что скрывается за идеально выглаженным гвардейским мундиром и до блеска начищенными шпагами и клинками?

– Кровавые реки смертей и боль от потери близких товарищей. Но не будем о грустном, – мужчина решил сменить тему. – Давайте я отрежу вам пирога? Он очень замечательный.

– Нет-нет, спасибо.

Грусть коснулась уголков глаз Петриции, но она попыталась не показывать ее и, рассмеявшись, произнесла:

– Я боюсь, что для еды больше места нет. Иначе я просто не смогу даже подняться.

Грон очень загадочно улыбнулся и, не отводя взгляда, произнес:

– У вас удивительный смех, такой задорный и чистый, как весенняя капель или летний ручей.