Тьма

Герберт Джеймс

— И правильно делают, иначе мы с тобой разорились бы. Поторапливайся, а то твои приятели разорутся, что так долго нет пива.

— Они вовсе не мои приятели..

— Не считай меня за дурочку. Ты все время возле них вертишься.

— Просто я согласен с тем, что они говорят. Сама видишь, сколько развелось черномазых. Больше, чем нас.

— Ладно уж, спускайся. Иногда ты рассуждаешь как большой ребенок.

Алекс неуклюже полез вниз.

— Попомни мои слова, они еще и сюда повадятся ходить выпивать. — Его большая круглая голова скрылась в подполе.

— Хайль Гитлер! — сухо бросила Шейла и пыхнула сигаретой. После чего с покорным вздохом продолжила наводить блеск на кружки.

Внизу Алекс осветил

фонариком грязный, провонявший пивом подвал. Скоро луч наткнулся на свисающую с низкого потолка лампочку без абажура. «Завтра надо будет проверить, сколько осталось товара, — подумал он, ступая по пыльному каменному полу. — Все кончается... о, черт!» Алекс вступил в лужу прокисшего пива и быстро отдернул ногу, стряхивая капли с башмака. Посветил вниз и увидел свое отражение в тонком слое разлитого пива. Пол подвала до середины шел под уклон, чтобы пролитое пиво стекало в центральный желоб, а затем в канализацию. Он провел лучом фонаря вдоль желоба и увидел какие-то тряпки, которые вызвали закупорку.

— Падди, безмозглый ублюдок! — процедил он, имея в виду своего дневного бармена. В обязанности этого маленького ирландца входило каждое утро поднимать в бар напитки из подвала, используя для этого специальный лифт. Наверное, он и уронил в желоб тряпку или еще какую-нибудь дрянь. — Олух ирландский, — пробормотал он, отшвыривая носком промокший хлам. Черт, как трудно стало найти честных работников. Алекс осветил фонарем остро пахнущую смесь различных сортов пива, бурлившую в накрытой решеткой канавке. Хорошо еще, что канавка не забилась. Чего Алекс совершенно не выносил, так это прочищать канализацию. Все это дерьмо и помои. Но канализация должна быть в исправности, иначе в подвале за одну неделю наберется по колено пива, а вонь будет, как на пивоварне. Рассыльные не подкладывают дерн. Кидают ящики как попало. Ему показалось, что от светлого кружка, отбрасываемого лучом фонаря, что-то отпрыгнуло.

— Только не говорите, что у нас завелись крысы, — произнес он вслух.

Алекс обшарил фонарем весь пол, но ничего не обнаружил.

Решив, что это ему просто почудилось, он подошел к лампе. Никаких звуков вроде бы не слышалось. Лампа висела прямо над стоком, и владелец паба потянулся к ней, широко расставив ноги по сторонам канавки.

— Ой! — вскрикнул Алекс, дотронувшись до горячего стекла. Должно быть, лампа перегорела совсем недавно. Он отдернул руку и уронил фонарик. — Черт побери! — Фонарик разбился и потух. Немного света проникало в подвал из открытого люка, но там, где он стоял, было совершенно темно. Алекс полез в карман за носовым платком. Другой карман оттопыривала запасная лампочка. Он начал выкручивать перегоревшую, обернув ее платком, чтобы не обжечься.

Мрак его не беспокоил, поскольку он никогда не боялся темноты, даже в детстве. Но неприятное покалывание в затылке подсказывало ему, что в погребе что-то неладно.

Шейла налегла на стойку и задумчиво уставилась на закрытую дверь. Изо рта у нее торчала очередная сигарета, а полные груди, словно мешки с зерном, уютно устроились на гладкой деревянной поверхности. Она не представляла, сколько еще таких вечеров способна вынести. Наряжаться, глотать стимулирующие пилюли, необходимые для того, чтобы целый вечер кокетничать или выражать сочувствие — в зависимости от настроения каждого клиента, быть со всеми приветливой, но в то же время строгой с теми, кто позволяет себе вольности. В каком-то смысле это похоже на шоу-бизнес, только вот в последнее время нет никакого бизнеса. Скоро от этого газа — или что там скрывается за этой чертовщиной, — конечно, избавятся. Иначе город погибнет. Тем не менее ей следовало быть благодарной за небольшой доход, который она имела от вечерней торговли в задней комнате, при всем ее отвращении к взглядам собиравшихся там людей. Она дала себя уговорить разрешить эти сборища только потому, что

они заплатили за месяц вперед. Алекс — такой же, как они, хотя и не желает этого признавать. За эту ночь им, разумеется, придется заплатить отдельно; уйти до утра нет никакой возможности. Если они сунутся ночью на улицу, их сразу арестуют. Где же Алекс? Что-то он задерживается. Кто это на днях выступал по телевизору? Какой-то кардинал или епископ? Сказал, чтобы они молились. Вот потеха! Она представила, как Алекс становится на колени и молится. Под дулом пистолета разве что. И о чем же они должны молиться, интересно? Что толку в молитвах, если это, как утверждает Алекс, — нервный газ? Кому надо молиться, так это ученым. Это они заварили кашу. Пусть теперь и расхлебывают. А молитвы ни к чему.

— Шейла...

Она обернулась. Что это?

— Шейла.

Она вздохнула и поплелась к открытому люку.

— Чего тебе, Алекс? Долго ты еще собираешься возиться, чтобы поднять несчастный ящик пива и «Бейбишама»?

Она прищурилась, всматриваясь в темноту.

— Ты что, до сих пор не вставил лампу? — раздраженно спросила она.

— Шейла, иди сюда.

— Где ты, Алекс? Я тебя не вижу.

— Спускайся.

— Что? Спуститься? Нет уж, Алекс, уволь.

— Прошу тебя, Шейла.

— На что ты намекаешь, Алекс? Я не в настроении.

— Давай-давай, Шейла. Я тебе кое-что покажу.

Жена владельца паба фыркнула:

— Потом покажешь, в постели.

— Нет, Шейла, сейчас. Спускайся.

Голос Алекса звучал на удивление настойчиво.

— Это опасно, Алекс. Я могу упасть.

— Не упадешь. Я тебе помогу. Спускайся.

«О Господи, — подумала Шейла. — И я это делаю безвозмездно».

— Ладно, Алекс, — крикнула она, хихикнув. — Надеюсь, это меня не разочарует.

Крепко ухватившись за края люка, она осторожно поставила ногу на перекладину железной лесенки. Иногда она представляла, как Алекс оступается и проваливается, цепляясь за воздух. Получилось бы очень смешно, в этом ему не откажешь.

— Алекс! Алекс, где ты? — Она спустилась до половины и осмотрелась, стараясь разглядеть что-нибудь во мраке. — Если ты не прекратишь играть в прятки, я сейчас же поднимусь.

— Я здесь, Шейла, жду тебя.

— Ну и чего же ты хочешь? — Шейле эта игра совсем не нравилась. В подвале воняло старым пивом и еще чем-то. Чем? Странный запах. Вдобавок тут было темно и холодно. — Я поднимаюсь, Алекс. Ты ведешь себя как идиот, в полном смысле.

Она ждала ответа, но Алекс молчал.

Шейла спустилась еще на две ступеньки и остановилась.

— Все. Больше не сделаю ни шагу, если ты не покажешься.

Алекс помалкивал. Но Шейла слышала его дыхание. Внезапно ей стало не по себе.

— Пока, Алекс. — Она начала подниматься.

В темноте неясно проступил громадный силуэт Алекса. Он держал что-то над головой. Шейла обернулась в то самое мгновение, когда деревянный молоток, с помощью которого открывают бочонки с пивом, начал падать. Она не успела ни закричать, ни удивиться.

Она упала на пол и лежала неподвижно, но тяжелый молоток снова и снова опускался на ее голову, пока в темный зловонный желоб в центре подвала не потекла ее кровь.

Через несколько минут из люка с удовлетворенной ухмылкой показался Алекс. Он протиснул свое массивное тело в отверстие, так и не выпустив из рук окровавленный молоток. Дотянувшись до стойки, он встал на ноги. Затем подошел к распределительному щиту нижнего этажа и по очереди выключил все лампы, погрузив во тьму оба зала и задние комнаты. Стараясь не упасть в яму, черневшую даже во тьме, вернулся к стойке. Возбужденные голоса, долетавшие из задней комнаты, служили хорошим ориентиром, хотя в этом не было необходимости — он знал паб как свои пять пальцев. Алекс хотел поскорее вернуться на собрание. Они будут рады его увидеть. Им понравится то, что он принесет с собой.