То был мой театр
Шрифт:
Кое-как доиграли сезон. Показывали на малой сцене "Первый вариант "Вассы Железновой", практически перенесённый на нее группой актёров и режиссёром (А.Васильев), отколовшимися от Театра им.Станиславского, и "Пять рассказов Бабеля" в постановке Ефима Кучера. Вот и все успехи. А тут ещё старое здание стало потихоньку рассыпаться, поставили его на ремонт.
Сезон 1983-1984 года опять начали без Любимова. Он снова обитал где-то в заграницах, что-то ставил. Кажется, Достоевского в Англии.
Дальнейший рассказ - в основном но рассказам, хотя что-то происходило и на моих глазах.
Итак, поставив в Лондоне "Преступление и наказание"
Полагаю, что и этот демарш был ещё одной, роковой, если хотите, попыткой спасти "Высоцкого" и "Годунова". Я не читал и не слышал этих интервью. Знаю только, что Любимов знал цену слова. Речь его всегда отличалась чрезвычайной точностью и необтекаемостью. Он умел и любил называть вещи своими именами. Допускаю, что какие-то формулировки стали ещё более резкими вследствие целенаправленного перевода и монтажа. Как это делается, известно...
Последовал окрик из посольства и вызов туда. Любимов не пошёл. Дальше - больше: слово за слово... В одном из интервью Любимов заявил, как будто, что не вернётся в Союз до тех пор, пока не получит гарантий, что оба запрещённых спектакля пойдут, что ему, режиссёру с мировым именем, дадут делать то, что он считает нужным. Он сам, а не чиновники от театра, не сделавшие в жизни малой малости полезного, не создавшие, да и не способные создать что-либо.
Ответным ходом было сообщение, что, раз так, его заграничный паспорт аннулируется... Тогда он - уже без посредничества ВААПа - заключил контракт ещё на одну постановку и уехал из Англии на континент. В нашей печати никаких сообщений но этому поводу не было. По Москве ходили слухи, один другого нелепее. Обыватели в массе считали, что Любимов не вернётся, а если и вернется, то всыпят ему по первое число и правильно сделают. Ишь чего захотел! С одним из таких людей я поспорил довольно крупно, ставя на возвращение Любимова. Руководствовался при этом не только собственными впечатлениями, но и строками Высоцкого:
Не волнуйтесь: я не уехал,
И не надейтесь - я не уеду.
Подобного же мнения в театре придерживались если не все, то явное большинство. События, однако, разворачивались не так, как нам хотелось.
В октябре 1983 года приказом по Управлению культуры Мосгорисполкома Юрий Петрович Любимов был снят с должности Главного режиссёра Московского театра драмы и комедии на Таганке. Весной 1984-го - за несколько дней до двадцатилетия Театра - исключён из партии "за неуплату членских взносов", летом - лишён советского гражданства.
Ершистые и колючие,
Сложная ваша участь, -
так по другим поводам писал один из поэтов, вознесённых им на таганскую сцену.
Вы - режиссёр, Юрий Петрович,
но я люблю вас как поэта...
Это другой поэт, не менее известный. Наконец -
Бывает в жизни всё, бывает даже смерть,
Но надо жить и надо сметь.
Это - из "Сирано", но
Гражданская смерть не означала смерти физической, хотя и о ней применительно к Любимову разговоров было хоть отбавляй. Они так и остались разговорами, на сегодня по крайней мере.
Куда правдоподобнее казался слух, что осенью 1984 года, уже будучи исключённым из КПСС, Любимов вступил в итальянскую компартию. Когда я спросил об этом одного из людей, знавших Юрия Петровича намного ближе, чем я, тот ответил, что очень может быть, потому что Юрий Петрович - человек неординарный, способный и на такое для всех неожиданное и острое решение... Подтверждений этому слуху я не получил.
Зимой 1984 года на одном из стендов таганского закулисья появилась ксерокопия его записки:
Таганка,
Кто помнит
Примите мои поздравления с Новым годом, пожелания,
наконец, нормально работать.
Очень прошу сыграть о Володе и о Борисе.
Ю. Любимов
А теперь вот дурьи разговоры про антисоветчину в "Континенте"...
Русская культура поразительно небережна к своим творцам. Эта фраза сказана химиком, композитором и артистом в душе Александром Дуловым на первом вечере памяти Владимира Высоцкого в Москве.
Не только история Высоцкого, не только история Любимова, вся история моего Театра в целом, а сегодня и история "Химии и жизни" работает вроде бы на этот тезис.
Но разве культура русская укоротила жизнь Высоцкого, Пушкина, Шукшина? Разве она обрекла на изгнание Любимова, Герцена, Галича? Может, более нрав мудрый Монтень, четыре века назад заметивший, что простые крестьяне - прекрасные люди и прекрасные люди-философы, а всё зло - от полуобразованности?.. И, добавлю от себя, от чиновного чванства, от самонадеянной самоуверенности и вседозволенности, от дурацкой веры в бесконечную кротость и краткость памяти людской.
Не хочу словами о них заканчивать эту рукопись, свой, если хотите, репортаж о протяженной, многолетней любви, о Театре. Поэтому последние слова адресую тому, кто этот театр создал:
ЧТО БЫ ТАМ НИ ГОВОРИЛИ, ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ,
ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ,
ВЫ ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ НУЖНЫ.
И обязательно живой возвращайтесь, а не так, не дай Бог, как Федор Иванович Шаляпин...
Прислон - Москва
1984 - 1985 гг.
Рукопись закончена 19 августа 1985 г.
Распад. Десять лет спустя
(Третья попытка эпилога)
Запись из блокнота, датированная апрелем 1994-го: Жду сестру у входа в Боткинскую. Мимо проезжает "жигулёнок" второй модели - старый, без номеров, латаный-перелатаный. Вот и мне сейчас впору повесить на задницу табличку "в ремонт" и - с Богом... Из больницы вышел спустя девять дней -обошлось: щитовидку выкинули - видно, сказался Чернобыль. А на десятый день после операции - первый выход "в свет". Ясно куда: 23 апреля 1994 года - день 30-летия Таганки.