Точка кипения

Воронин Андрей Николаевич

– Я бы согласилась пойти одна, но Андрей записал нас на вашу фамилию.

Комбат вспомнил милиционеров, у входа сверяющих паспорта со списками, и беззлобно чертыхнулся.

Придется идти. Тут у него возник образ старой девственницы, похожей на сушеную воблу, только без чешуи, зато с сухой шелушащейся кожей и красными навыкате глазами, которая гигантские запасы неизрасходованной сексуальной энергии тратит на жаркие споры во время заседаний, сочинение идиотских бумажек и выслушивание нескончаемых толп жалобщиков. Жизнь опровергла его догадки. Прием велся в помещении ЖЭСа, там не было милиционера, лениво листающего документы граждан, а вместо старой девственницы

Комбат увидел молодую женщину. Она приветливо улыбнулась им с Дашей, и Рублев вдруг почувствовал, как наливается краской его лицо. Ну почему именно сегодня он швырнул прочь осточертевший костюм, напялив куртку и потертые джинсы! И как мог не побриться, выходя из дому? Рублев представил себя со стороны и ужаснулся. Он бы все отдал, чтобы предстать перед незнакомкой в достойном виде. Комбат раньше особо не задумывался о своем идеале женской красоты, но всего за несколько мгновений понял, кого ему следовало искать. Женщины играли далеко не самую главную роль в его жизни, и впервые он почувствовал, что ошибался. Вот та единственная и неповторимая, чью любовь он готов завоевать в самых тяжелых испытаниях. Рублев поднял голову, желая заглянуть в глаза женщины и одновременно страшась этого. Он боялся увидеть в них презрение или, хуже того, жалость к небрежно одетому и плохо выбритому человеку, который в таком виде является на встречу с женщиной, пусть даже государственным чиновником. Но, к своему удивлению, увидел живой интерес и какое-то непонятное смущение.

Черняеву поразил облик Комбата. Она привыкла, что мужчины такого богатырского сложения либо тупы, либо хитры и жестоки, и это можно прочесть на их лицах, как в открытой книге. Жизнь сводила Анастасию Леонидовну именно с такими типами. Рублев был совсем другим, он был настоящим мужчиной. Об этом свидетельствовали честное, открытое лицо, горделивая осанка знающего себе цену человека, но в еще большей степени нечто, невидимо для глаза, но мгновенно схватываемое загадочным седьмым чувством. Черняева знала толк в мужчинах, но впервые увидела так близко настоящий идеал.

Их глаза встретились, и мягкая улыбка тронула лица обоих, а сердца затрепетали от нового, доселе неизвестного им чувства. Они замерли, затаив дыхание, и в комнате воцарилась тишина, говорящая обо всем лучше всяких слов. Обескураженная Даша переводила взгляд с Комбата на Черняеву, не зная, что сказать.

Они одновременно поняли, что молчание слишком затянулось. Комбат неловко заерзал на стуле. Анастасия Леонидовна улыбнулась еще раз, теперь Даше, и сказала:

– Слушаю вас.

– Наверное, мы только зря вас беспокоим, но люди посоветовали обратиться к вам, – начал Комбат. – Дело вот в чем.

Он толково, обстоятельно пересказал историю Чащина и их борьбы с бандитами, опустив лишь самые кровавые подробности. Черняева не верила своим ушам. Благодаря Бахрушину фамилия Комбата не фигурировала в Междуреченском деле, и, услыхав о записавшемся на прием Рублеве, Анастасия Леонидовна не придала этому особого значения. Она знала, что разработанный ею и дополненный Волыной коварный план был сорван неким егерем по фамилии Чащин, которому они отводили роль жертвенной овцы. Но егерь оказался крепким орешком, а его неизвестно откуда взявшийся дружок вообще проявил себя настоящим суперменом, похлеще героев западных боевиков. Вдвоем они перебили людей Матроса и освободили рабочих, сорвав замыслы Волыны и Черняевой.

И вот этот таинственный герой сидит перед ней. Анастасия Леонидовна должна была ненавидеть его, пылать жаждой мести, а вместо этого невольно восхищалась Комбатом. Больше всего ее поразило то, что Рублев

не был раньше знаком с Чащиным и не преследовал личной выгоды. Он рисковал своей жизнью, желая восстановить доброе имя совершенно постороннего человека и остановить грабеж природных богатств. Черняева попыталась убедить саму себя: “Разве можно жить с таким бессребреником! Будешь ходить в китайских обносках и носить колечки из дутого золота”. Однако эта мысль тут же исчезла, как дымок от костра, а ее место прочно заняла другая: “Вот настоящий мужчина! Он не предаст, не подставит тебя из-за денег, не станет лгать, втихаря изменяя с молоденькими, и никогда не унизит”.

К делам ее вернул твердый голос Комбата:

– Скажите, вы сможете нам хоть чем-то помочь? Помочь им? Даже если бы могла.., даже несмотря на вспыхнувшее, как костер, чувство к Комбату, все равно – ни за что! Потому что, если о ее переходе на сторону врага узнает Волына (а он, сволочь, обязательно узнает), она обречена. Возможно, ее он убивать не станет, по крайней мере сразу, но брату она собственноручно подпишет смертный приговор. Нет, заговаривать на эту тему с влиятельными людьми она поостережется, зато может дать хороший совет.

– Я бы хотела переговорить наедине с… – тут Черняева замялась.

– Меня зовут Борис, – подсказал Рублев и повернулся к Даше:

– Оставь нас, пожалуйста.

– Борис, – повторила Черняева, когда Даша вышла. – А меня зовут Настей.

– Очень приятно. Я вас слушаю, Настя. Он пододвинул стул ближе к женщине. Та, словно их могли подслушать, тихо заговорила:

– К сожалению, у меня нет знакомых, которые могли бы оказать давление на суд, тем более в другом городе, да они бы и не решились на это в нынешней ситуации. Вам надо самому найти уцелевших бандитов и каким-то образом заставить их дать показания.

Я понимаю, это трудно, почти невозможно, но другого пути, увы, нет.

Комбат был слегка разочарован, ведь то же самое ему говорил Бахрушин. Но Рублев старательно делал вид, что слова женщины его очень заинтересовали и он жаждет уточнений.

– У меня возникли вопросы. Например, если показания убийцы будут подкреплены вещественными доказательствами, сможет ли он отказаться от них на суде? И еще…

– Это долгий разговор, а меня ждут люди. Хорошо бы нам побеседовать где-нибудь в другом месте.

– Я согласен. Когда вам будет удобнее?

– Завтра. Завтра вечером после работы. Мы ведь должны поговорить наедине, чтобы не отвлекаться на посторонних.

В этот день просители были сильно недовольны Анастасией Леонидовной. Она невнимательно выслушивала то, что ей говорили, отвечала невпопад и норовила побыстрее выставить человека за дверь.

– Может, заболела наша красавица? – сочувствовали ей сердобольные люди.

– Все они, занявшие теплые места, когда-нибудь оскотиниваются. Вот и Леонидовна туда же, – возражали циники и пессимисты.

А Черняева настороженно думала о том, что пришедший ей на ум повод для встречи может погубить их обоих, в лучшем случае превратить Комбата в ее заклятого врага. Она пыталась угадать развитие событий. Без сомнения, Рублев при его настойчивости и мертвой хватке доберется до Матроса. Ограничится ли Комбат именем киллера и хватит ли у Матроса отваги промолчать о Волыне и ее брате? Впрочем, о Волыне он не заикнется, даже если его будут поджаривать, усыпав жгучим перцем и солью. А вот Коровин в опасности. Хорошо, что он куда-то уехал. Если даст о себе знать, надо предупредить, пусть отсидится в другом месте парочку месяцев, денег она ему даст и работу магазина с киосками проконтролирует.