Точка невозвращения
Шрифт:
— Кэт, послушай, нам надо серьезно поговорить.
— Что случилось, Майкл? Конечно, давай поговорим. Что-то не ладится с работой?
— Не совсем. Томас говорит, что я переутомился во время работы над предыдущим проектом, и сейчас начинать следующий, не отдохнув как следует, просто опасно для моего здоровья. Он говорит, мне нужно взять отпуск.
— О, дорогой, конечно, отпуск, как здорово! Давай поедем в горы!
— Кэт, все хуже, чем ты думаешь. Он говорит, что мне нужна «полная разрядка». Нужно на время совершенно выпасть из привычной среды, кардинально сменить обстановку, ну, например, съездить на остров Оу.
— Оу? Ты с ума сошел? Нет, я не верю, чтобы Томас, наш умный, рассудительный Томас мог тебе такое посоветовать! Либо ты выдумываешь, либо вы оба сошли с
Она набрала номер:
— Томас, привет, это Кэт! Как там Нина? О, неужели! Поздравляю, поздравляю! Да, привет ей! Ну, молодцы! Послушай, а что это там за бредовая идея насчет острова Оу? Ты подумал! Интересно, каким местом ты подумал, когда давал ему этот совет? Ну ладно, ладно, я ценю твое мнение специалиста, но ведь это безумие! А что его могут убить, ты подумал? Никакая страховка не заменит мне моего мужа! Ну, хорошо, хорошо, отдыхайте, прости, что я на тебя накричала, но ты же понимаешь, что это нелепая и опасная авантюра. Ладно, я потом еще попозже позвоню. Ну, пока!
Отключив связь, Кэт обернулась к мужу.
— Нина родила! Мальчик! Такой здоровый мальчишка, и уже ресничками хлопает, и взгляд такой осмысленный, умный, представляешь!
— Представляю. Весь в папу.
— Не уверена. Его умному папочке следовало бы подумать, прежде чем давать тебе такие советы. Какой может быть отдых среди воров, убийц и наркоманов?! Ты ведь не мальчишка, тебе уже сорок пять, у тебя семья, ну что тебе там делать?
— В сорок пять жизнь еще не заканчивается.
— Конечно! Кризис среднего возраста! Решил пуститься во все тяжкие, чтобы наверстать упущенное? Будешь там таскаться по проституткам, нахватаешься заразы всякой! Что, я не знаю, зачем вы все туда едете?! Я знаю!
— Я поеду не за этим.
— Ах, ты поедешь! Никуда ты не поедешь, слышишь?! Ты не поедешь или ты мне больше не муж! — и она вышла из столовой, громко хлопнув дверью.
Если до этого у Майкла еще оставались какие-то сомнения насчет поездки на Оу, то теперь он точно решил ехать. Завтра же возьмет отпуск, получит наличные в банке, закажет билет на паром, и никаких возражений слушать он не желает! Надоело! Она считает, что он маленький ребенок, которого все время нужно опекать. Не муж, надо же! Ей наплевать, что у него депрессия, что он несчастен, что ему душно жить и скучно дышать, ей лишь бы привязать его покрепче к своей юбке! Женщины! Чувство собственничества в них неистребимо, какая бы цивилизация их не воспитывала, старая или новая, они всегда такими были и всегда такими останутся!
Майкл чувствовал, что нужно как-то успокоиться, расслабиться, взять себя в руки. Он нашел в шкафу плавки и полотенце и спустился на первый этаж, где располагались спортзал, бассейн и прачечная. В бассейне никого не было, и Майкл отлично поплавал полчаса. Гнев и раздражение улетучились. Когда он вернулся в квартиру, Кэт не было дома, а на экране холодильника 2 светилась заметка: «Ушла к Фаине. На ужин разогрей себе и детям боршч». Значит, к ужину она не вернется, будет дуться, пить кофе со своей ненаглядной Фаиной и перемывать ему косточки. Ну и ладно. Кстати, этот диковинный суп оказался очень даже вкусным, хотя и немного жирноватым. Вот так и наступает старость, когда начинаешь задумываться о том, сколько в еде холестерина и не будет ли к вечеру болеть печень или желудок…
2
На Уэе дверцы холодильников снабжены сенсорными экранами и магнитными замками. Можно ввести код, без которого дверца не откроется, чтобы домашние не таскали еду бесконтрольно, можно поставить таймер, чтобы дверцу нельзя было открыть до определенного часа, например, до 6 утра во избежание ночного дожора. Есть также функция записки-напоминалки.
5
Отпуск Майклу дали без всяких проволочек, и даже не на две недели, а на три. Билет заказан, осталось только собрать вещи. Кэт все еще дуется, но уже смирилась с его поездкой, как с неизбежным злом.
Они познакомились в колонии хиппи в далеком девяносто пятом, ему было 18, ей 17, и она тоже сбежала из дома. Правда, ее дом был на Оу, а родители — очень уважаемые члены общества (то есть очень богатые и имеющие крутую охрану), но она не хотела иметь ничего общего ни с этим «обществом», ни с этими грязными деньгами. Она так и говорила: «Грязные деньги, на них кровь и пот стольких людей!». У Анабэль было все, о чем только можно мечтать, но она не была счастлива. Ей хотелось быть свободной. Абсолютно свободной и абсолютно счастливой. Но что такое абсолютное счастье? Наверное, это те несколько месяцев, когда они были вместе. Они построили себе хижину на берегу океана, утром купались, ловили креветок и моллюсков, искали черепашьи яйца в песке, собирали кокосы, готовили завтрак на костре (господи, он ведь успел забыть этот горький и прекрасный запах живого костра!), потом, если было настроение, шли в близлежащий городок, помогали торговкам на рынке за небольшую плату или нанимались работать на конопляных плантациях, тогда брали плату натурой, то есть коноплей, а вечером — костер, флейты, барабаны, танцы и песни, огонь костра, шум океанского прибоя, сладкий дымок сигарет… А ночью любовь, любовь без конца и без края, безграничное счастье и бесконечная свобода.
Но родители Анабэль готовили для дочери другую судьбу. Они любили ее и желали ей счастья, только счастье они понимали по-своему. Она должна была выйти замуж за богатого и уважаемого человека, партнера ее отца по бизнесу (какой уж это был бизнес, Майкл даже не спрашивал, но и так было понятно, что наверняка что-нибудь мерзкое), родить детей, чтобы сердце ее престарелого папочки, закаленное в «разборках» и «стрелках», потихоньку оттаивало рядом с внучатами. Он бы давал внуку поиграть своим знаменитым автоматическим пистолетом, который не раз спасал ему жизнь в молодости (отнимая при этом чужую), а маленькой внучке дарил бы самых красивых и самых дорогих кукол, какие только есть на двух островах.
Когда Анабэль сбежала, ее отец был в ярости. Говорят, он тут же, не задумываясь, прострелил голову охраннику, который принес ему эту злую весть. Сначала думали, что ее похитили, но никто не попросил выкупа, и тогда поняли, что это был побег. Ее искали во всех крупных городах, посылали даже запрос на Уэй, но там она не появлялась, и наконец, через четыре месяца напали на ее след. Один из партнеров отца, приехавший по делу на конопляную плантацию, случайно увидел там Анабэль и узнал ее, несмотря на темный загар, выцветшие на солнце волосы, драные джинсы и растянутую старую майку. Он сообщил отцу Анабэль, где она находится, и тот вскоре приехал за ней. Были слезы, мольбы, даже угрозы покончить с собой, но папаша был тверд и непреклонен. В конце концов охрана насильно запихнула ее в один из огромных танкоджипов и увезла. Отец задержался еще на пару дней, чтобы разобраться с «этими мерзавцами, развратившими его дочурку», то есть с колонией хиппи.
Друзья не сдали Майкла (а то остался бы он без самой важной части тела, а то и вовсе пришлось бы с жизнью распрощаться), но колонии пришел конец. Их хижины разрушили и сожгли, барабаны и флейты сломали, а самим велели убираться к черту на рога. Было очевидно, что ни в городке, ни на плантации работы им больше не дадут, и ничего не оставалось, как искать на побережье новое пристанище, где-нибудь подальше на западе, или начать новую жизнь, какую-нибудь совсем-совсем другую. Майкл выбрал второе, потому что эта жизнь без Анабэль больше не имела для него ни радости, ни смысла. Ему казалась предательством сама мысль о том, чтобы жить как прежде, наслаждаться морем, солнцем и свободой, в то время как его любимая страдает взаперти. И он отправился в столицу острова Оу.