Точка невозврата
Шрифт:
Щукин опять придвинул к себе полезный ящичек. Карточки, составлявшие его содержимое, являлись личными делами лиц, получивших офицерское звание на кафедрах военной подготовки вузов Киева и подлежащих призыву на два года в армию. Фишка была в том, что разнарядки на лейтенантов-двухгодичников, приходившие из штабов округов, были существенно меньше, чем количество карточек в ящичке. Это и был его, Щукина, хлеб и козырь. Благодаря такому козырю у него, никому не нужного капитана, комиссованного по состоянию здоровья из строевой части, появлялась возможность лично определять, кто пойдет в армию на два года, а кто нет.
И вот уже бывший студент, вырванный из родного дома, вздыхает: «Судьба злодейка…»
Ан, не судьба! Просто за тебя никто не похлопотал, не дал хабаря скромняге Щукину. Вот он и отправит тебя служить Советскому Союзу на два долгих года.
Щукин хищно улыбнулся, вынул из ящика очередную карточку и углубился в изучение её содержания. Потом он удовлетворённо хмыкнул и отложил её в сторону.
Вот этому парню он даст шанс. Вполне реальный для умного человека. И состоится у них диалог двух умных людей. Ну, а если один из них окажется дураком? Тогда этот дурак получит почётную возможность сменить на два года туфли на сапоги и выполнить свой воинский долг.
Щукин последний раз затянулся сигаретой, отвинтил колпачок авторучки и принялся выписывать повестку Мальцеву Виктору Владимировичу, младшему научному сотруднику Института физики.
Глава 3. Неблагополучная квартира
Людмила Невзорова, 25 лет, не замужем.
Если театр начинается с вешалки, то холостяцкие квартиры в ДОСах начинаются с запаха. С мистической закономерностью во всех таких квартирах почему-то сломан унитаз. Запах мочи, дополненный запахом пота, табачного дыма, грязных носков и сапожного крема, составляет неповторимый букет холостяцких квартир, где я последние годы и пытаюсь найти своё дамское счастье.
На застеленном газетами столе стояли вскрытые консервы сайры, тарелка с солёными огурцами, ломти пайковой красной рыбы, маринованные помидоры, эмалированные кружки из солдатской столовой и бутылки водки. Подвыпившие лейтенанты, что-то орут, чавкают помидорами и провозглашают тосты.
Борзинский всепогодный женский десант сегодня тоже тут, в квартире номер восемь. Это я – Люсьен, и мои боевые подруги – Шпала, Бурятка и Чесотка. Хотя, у нас здесь подруг не выбирают. С кем вечером по дороге в ДОСы, та и подруга. На сегодня такой вот расклад.
Банкет даётся в честь молодого коммуниста лейтенанта Вислякова по кличке Вислый, которого сегодня приняли в партию. Ещё никто особо не пьян, поэтому разговоры ведутся о службе.
Присутствующим дамам эти специальные разговоры непонятны. Из услышанного мы понимаем только то, что все солдаты быдло, их нужно мочить, а работа на ракетной технике сопряжена с опасностью для здоровья. И поэтому распитие водки это вынужденный шаг, совершаемый для защиты от каких-то смертоносных излучений, исходящих от локаторов и ракет.
Виновник торжества молодой коммунист Николай Висляков, выпучив глаза болотного цвета, выкрикнул тост:
– Партия говорит «Надо!», комсомол отвечает: «Есть!»
Девчонки вскинули эмалированные солдатские кружки и, вытянув шеи, что есть силы заорали писклявыми голосами:
– Комсомол отвечает «Есть!»
Услышав ответный слоган, Вислый возбудился, и, вскочив с табуретки, опять заорал так, что на толстой шее вздулись жилы:
– Партия говорит «Надо!!!»
– Комсомол отвечает «Есть!», – пронзительно запищали девки.
Между прочим, мы все действительно комсомолки, так что всё правильно. Лейтенант Басин, хрустя огурцом и брызгая слюной, объяснял Бурятке сбивчивой скороговоркой:
– Противолокационная ракета «Шрайк» запускается с самолёта и наводится по лучу от станции наведения, – сечёшь?
Бурятка кивнула шарообразной головой.
– Поэтому в бою среднее время жизни станции наведения комплекса «Круг» всего два часа!
Услышав это, Вислый дёрнулся, как от электрического разряда. Вскочив с табуретки, он опять заорал благим матом:
– Мы смертники!
– Мы смертники, мы смертники! – завизжали в ответ девчонки.
Веселье тем временем набирало силу. Все орут, пьют, брызгают слюной, закусывают, бегают в туалет, произносят тосты и опять пьют. Потом сдвинули столы и пошли танцевать.
«Ван вэй тикэт, ван вэй тикэт, ван вэй тикэт ту зэ блу», – надрывался из магнитофона Ирапшн.
Кстати, это про меня поют негритосы. Ван вэй тикэт. Точно про меня. Билет в один конец. Сегодня я должна определиться, кто из этих орущих ребят купит мне этот билет в один конец, по которому я сяду в волшебный поезд из моего давешнего сна.
Выбор, девочки, прямо скажем, небольшой.
Напротив меня сидит Плейшнер. Тихий, с позолоченным значком суворовского училища на широкой груди. Но какой-то странный. Над его железной кроватью висит фотография красивой девушки. Ей можно дать и двадцать пять лет и пятнадцать. Бывают такие лица. Когда Плейшнер выпьет, он всегда начинает говорить, что это его невеста Света, мастер спорта по гимнастике, погибла год назад в автокатастрофе. Когда выпивает ещё больше, то снимает эту фотографию со стены и смотрит неотрывно на неё, держа перед глазами обеими руками.
Пару месяцев назад эта девчонка, вполне живая, внезапно приехала с подругой в Борзю и нагрянула к Плейшнеру сюда в восьмую квартиру. Плейшнер тогда страшно перепугался, прятался от неё и даже ночевал в казарме пока она не уехала.
Следующим по часовой стрелке идёт Бас. Орёт больше всех. Вот и сейчас, неожиданно тонким для своей комплекции голосом, визжит вместе со Статус Кво:
– Your Are in the Army Now! Ю ар ин зэ арми нау! А-а-а-а ин зэ арми, нау!
Бас неуправляемый тип. Время от времени откалывает номера, нарочно не придумаешь. Вот была недавно очередная история. Когда двухгодичник Паренёк появился в части, майор Кролевец из особого отдела у него сто рублей сразу одолжил. Дело обычное, типа до зарплаты. Ну, понятно, и не думал отдавать, на то он и майор, а Паренёк так, чмо гражданское, студент, одним словом. Паренёк уже и забыл про это, а Бас, как узнал, возбудился весь и пошёл домой к Кролевцу. Под мухой, понятно. Пришёл, позвонил в дверь и сказал, что, мол, если завтра, товарищ майор, не отдадите Пареньку сто рублей, я прихожу и выношу телевизор. Жена Кролевца на шум вышла, всё слышала. Особист деньги Пареньку на следующий день отдал, но Баса запомнил. Хорошо запомнил, тихо так, без шума. Ребята в особом отделе тихие, но своё дело знают. Кого попало туда не берут. За эти годы я стала психологом-самоучкой. Вернее, военным психологом-самоучкой. Так вот, скажу я вам, прямой путь Басу из ЗабВо в ТуркВо – Туркестанский военный округ. На лбу его так и написано – ТуркВО. Если не хуже. Для таких горячих парней есть ещё УРы – Укреплённые Районы, полигон Эмба и много других точек, которые мне вовсе неинтересны. Так что пусть себе орёт, поёт, наверное, драться дальше полезет. Хорошо, если с кем-нибудь на улице, а то может и со своими.