Точка отрыва
Шрифт:
— Думаешь, они лгут? — спросил Печенег.
— Как пить дать, — ответил старик. — Детям одним в наших краях не выжить, так что они явно не одни. Полагаю, их прислали сюда на разведку те же люди, что днем свернули с шоссе. Хотят, чтобы я сжалился и впустил этих сопляков внутрь. А потом сопляки дождутся, когда я усну, и впустят сюда своих родителей. Или вернутся к ним утром и расскажут, что я тут один и сколько у меня оружия.
— По-моему, ты стал чересчур подозрительным. Разве дети и вправду не могут быть самостоятельными? Разве они не могут научиться прятаться от зомби и избегать с ними встреч?
— Наверное, могут. Но только не эти дети. Кто все время прячется, тот много ползает. А у того, кто много ползает, штаны на коленках протерты до дыр. У этой же мелюзги одежда хоть и грязная, но в земле и глине не маралась, в болотах не мокла и о кусты да камни не рвалась. Девчонка тоже не напоминает больную. Уж меня-то ей в этом не обмануть, я ведь и сам двух дочерей когда-то вырастил.
«И похоронил», — следовало еще добавить, но старик об этом умолчал.
— Что ж, тебе видней, — сдался Печенег. — Желаешь быть злюкой — будь им. Кто я такой, чтобы указывать тебе, что делать.
— Я не злюка, — возразил Макарыч. — Просто не люблю, когда мне нагло врут в глаза. А тем более, когда подбивают на это малолетних детей.
— Эй, дяденька, куда вы пропали? — вновь прокричал все еще ждущий ответа Костя. — Прошу, впустите нас! Мы только переночуем и завтра же уйдем, клянусь!
— Не завтра, а прямо сейчас! — отрезал хозяин. — Уходите! И передайте своему отцу, чтобы прекратил подставлять вас под пули. Ваше счастье, что я не стреляю в детей. Вот только не все дяденьки у нас в округе такие добрые.
— Какому-такому отцу, о чем вы? Наши папа и мама в городе! Мы здесь совсем одни! — запротестовал Костя. — Умоляю, дяденька, не прогоняйте нас! Мы умираем с голоду! А Люся простыла и замерзнет в лесу ночью!
— Уходите! Живо! — повторил Макарыч. И пригрозил: — А иначе я выпущу собаку!
Прежде чем развернуться и уйти несолоно хлебавши, дети еще немного потоптались на месте, изображая обиду. Что, надо заметить, получалось у мальчишки уже не так искренне, как оправдания. А девочка за это время вообще не произнесла ни звука, не говоря о том, чтобы кашлянула или чихнула для убедительности.
Уходили они куда торопливее, чем пришли, едва ли не бегом. Но вряд ли из-за боязни несуществующей собаки. Не желая терять их из виду, Макарыч подобрал оружие и потопал на чердак к телескопу. Он знал, что его догадки верны, но хотел убедиться в этом своими глазами. А если повезет, то и заметить прячущихся в лесу родителей Кости и Люси. Или Васи и Кати, Пети и Насти, Паши и Гали... — эти врунишки могли обозваться какими угодно именами.
Говорят, будто любопытство сгубило кошку. Однако с Макарычем оно сегодня поступило с точностью до наоборот — спасло ему жизнь.
До телескопа он так и не добрался, а только до второго этажа. Именно в этот момент снаружи что-то раскатисто громыхнуло. Вздрогнув, старик выглянул в окно и успел заметить, как нечто яркое и стремительное пронеслось по воздуху к дому.
А потом шарахнуло так, что Макарыча сбило с ног и у него заложило уши. Выронив пулемет, он упал, и тут же ему в лицо ударило горячее плотное облако дыма и пыли, ворвавшееся сюда с первого этажа через лестничный проем.
«Гранатомет!» — промелькнуло в мыслях старика, прежде чем он зашелся в кашле, так как не успел задержать дыхание и вдохнул эту едкую летучую смесь. Не полной грудью, но пыль моментально залепила ему нос, рот и горло, что стало ударом по его слабым легким.
Макарыч старался не кашлять, боясь за свое сердце, но ничего не вышло. Он сразу начал задыхаться, а это было еще мучительнее. В глазах пульсировали разноцветные вспышки, голова гудела, а изо рта при каждом выдохе вылетали брызги крови. Ее же солоноватый привкус постепенно заменял во рту вязкий вкус пыли.
Что творилось у него в груди, он боялся даже представить. Казалось, будто там дерется свора бешеных собак, которые отбирают друг у друга сердце, вгрызаясь в него клыками со всех сторон.
Похоже, вот и настал конец всему. Все случилось не так, как он себе представлял и к чему готовился, но все же вполне предсказуемо.
— Хватит разлеживаться! А ну вставай! — услышал он внезапно знакомый голос, даром что у него были заложены уши. — Если собрался издохнуть, так хотя бы возьми в руки оружие, упрямый старик!
— Я... мне... надо... — он снова выкашлял кровь, но тут же почувствовал, что дышать стало легче и боль в груди ослабла. — Ладно! Ладно, я тебя понял! Встаю!
Он взвел пулемет, вцепился в него и, шатаясь, поднялся на ноги. Но стоять ровно, да еще с тяжелым Печенегом в руках, не получалось. Поэтому Макарыч уперся плечом в стену и лишь потом осторожно выглянул в окно.
Старик был прав: в дом действительно пальнули из гранатомета. И целились в тот самый железный щит, через бойницу которого он разговаривал с детьми. Но, судя по разбросанным кирпичным обломкам, граната попала левее, в межоконный простенок, и уничтожила его.
Это тоже было плохо, ведь теперь в фасаде образовалась пробоина величиной с входную дверь. И заделать ее срочно никак не удалось бы.
Но куда больше старика беспокоили люди, что приближались к дому опять же со стороны шоссе. Их было четверо, они бежали, пригнувшись, и каждый держал в руках автомат. А вел их знакомый старику усач в армейской панаме, чему Макарыч совсем не удивился. Детей рядом с ними не наблюдалось. Наверное, к этой минуте брат с сестренкой успели пересечь дорогу и скрыться.
— Чертовы подонки! — процедил сквозь зубы старик. И хотел было установить пулемет на подоконник, чтобы ударить по врагам, но Печенег не дал ему этого сделать.