Точка уязвимости
Шрифт:
Робот снова задал вопрос, но уже на английском. На этот раз Сережа понял еще меньше. В третий раз робот опять перешел на немецкий. Только теперь Шрагин разобрал слова. Его спрашивали, куда, собственно, он лезет. Ну, надо отвечать. Шок от столкновения с забытым языком еще не прошел. Шрагин что-то уже понимал (пассивный запас), но сказать (активный запас) еще не мог.
– Ich bin… это… больной, то есть krank auch. Nervenkrankheit. So viel ich verstehe, suchen Sie nach Kranken [11] .
11
Я
Робот подумал и с легким жужжанием открыл дверь. Когда Шрагин входил, то ощутил даже, что его заглатывают. Зато подъезд чистый, белый, уютный, с позолоченными плафонами. С пепельницами на высоких ножках. Нигде не нассано, не наплевано. Цивилизация. Не должны тут обитать злодеи.
А на втором этаже нашлась дверь с тем же названием, что и на кнопке у входа. На этот раз обошлось без разборок, дверь плавно, без принуждения, распахнулась и впустила его.
За ней открылся офис. У благотворителей и обстановка оказалась навороченной, одни лазерные скульптуры чего стоят, и метраж немаленький. За невысокой стойкой сидел тот самый робот. Если точнее, секретарша. Нет, не наша секретарша, не тетка с вязаньем и старорежимной пишущей машинкой, и не вчерашняя блядь, пытающаяся попасть в клавишу офисного компьютера густо накрашенным ногтем. Нет, это была чисто немецкая секретарша, с нарисованными бровями, ловкая, собранная и хорошо выдрессированная.
– Извините, – сказала она медленно и максимально внятно, – я не сразу поняла, что вы русский… Значит, господин…
– Шрагин.
– Значит, господин Шрагин, вы хотите участвовать в испытаниях?
Шрагин поспешно закивал головой.
– Но вы должны учесть, что в испытаниях наших лекарственных препаратов могут участвовать только больные люди. По-настоящему больные. Вы можете чем-то подтвердить свое заболевание?
Сережа еще более поспешно закивал головой и протянул выписку из истории болезни.
– Хорошо, сейчас я сниму с нее копию и верну вам, – сказала секретарша, затем внушительно подняла одну нарисованную бровь. – Но вас еще должен осмотреть наш специалист и дать окончательное заключение, которое может сильно отличаться от записи в вашей медицинской карте.
Шрагин хотел было опять кивнуть, но вовремя остановился.
– Заполните, пожалуйста, анкету. Воду, кофе, господин Шрагин?
Она вручила ему анкету на немецком, длинную, как бычий цепень. Плюс пояснения еще на десяти страницах, составленные якобы на русском языке компьютерной программой. «Если на наши вопросы ваши ответы будут правильно отвечены нет, санкционированы мы правом вас денежно наказать да». Безбровая даже кофе налила. Но почувствовалось, что это внимание – не просто так, не за ваши мутные глаза. Анкета непростой оказалась, хотя с виду бумага бумагой, или, может, это ручка была с секретом. Вы вписываете свои данные, и они тут же появляются на экране секретаршиного компьютера.
После заполнения этой самой smart-paper пришлось ждать доктора. Два часа ожидания и пять минут осмотра. Для профи этого достаточно. К тому ж профи показывает, что его время, в отличие от вашего, дорого. Но чтобы вы не почувствовали себя совсем никчемным и не обозлились, профи пожимает вам руку. Обозленный товар – подпорченный товар. Всио будет карашо, товарьиш.
– Ваша кандидатура одобрена, это означает также, что вы получите от нас медицинскую страховку сроком на месяц, – сказала секретарша через три часа и немножко подождала изъявлений радости. Женщина-робот была явно уверена, что ее фонд способен осчастливить даже подопытную
От осознания чего-то нового и, возможно, страшного он ощутил позыв, тот самый, нереализованный еще в самолете. А что в этом неестественного после трех часов-то ожидания?
– Извините, где тут у вас…
– Вот там, налево, с надписью «Herren». Не перепутайте.
Ладно, позыв оставим на потом, главное – запереться. Есть мнение, что на клиническом отделении его переоденут и заставят сдать вещи. Сим-дискету со «взломщиками» и «следопытами» прилепить к ноге, заодно коробочку с одним неплохим фармацевтическим средством, которое уже не раз было испытано на себе. Да, кстати, не забыть спустить воду…
Какая-то немка цвета гренка (на Карибик не было потеряно ни минуты) и в розовом комбинезоне (где вы, наши медсестринские халаты, такие домашние, такие нескромные) препроводила его в переодевалку. Там он сдал в камеру хранения все личное, если не считать того, что прилепил к ноге, и надел белую испытательную униформу.
Потом был легкий завтрак за счет хозяев – угощал автомат, набитый всякой всячиной. Сок налила тоже машина.
И, наконец, на койку.
В этом «вольере» содержались и другие испытуемые, но их скрывали ширмочки.
А в одном из углов палаты сидел зоркий наблюдатель – медработник с компьютером и чашкой кофе. Как и многие жители современного Запада, он был непонятного пола и странной, почти неестественной наружности.
На пластиковом блюдечке протянула немка набор таблеток для герра Шрагина. Плюс стакан – немедленно запить. И смотрит в упор, не моргая, по старому гестаповскому обычаю. Одну из этих таблеток Шрагин узнал – фирменный штампик валиума, транквилизатора. Значит, ему почему-то предписано угомониться.
Кинул таблетки в рот, запил. Только тогда немка отвалила. Сейчас его сильно успокоит. Но надо ли ему это? Испробуем старый «туалетный» трюк. Шрагин зажал в кулаке свою собственную таблетку, вынутую из тайника на ноге, встал с койки и порулил к наблюдателю.
– Entschuldigen Sie mir bitte, aber ich moechte auf die Toilette gehen [12] .
Наблюдатель привстал, как будто потянул руку к своему мобильнику, но потом передумал, туалет так туалет, и стал объяснять маршрут бесполым голосом среднего рода… geradeaus… und nach links… Доходчиво объяснял, неторопливо, даже отвернулся от стола. Поэтому и получил в свой кофе слабительное средство.
12
Простите, мне нужно в туалет (нем.).
Так, правдами и неправдами, Шрагин снова оказался в туалете, чистом и уютном, как все немецкие санузлы, вне зависимости от их ведомственной принадлежности. В таком сортире не грешно встать на колени перед идеально белым толчком, склонить свою буйную голову, заглянуть в чашу унитаза поглубже… и-и-и!.. Готово.
Когда Шрагин вернулся в палату, то наблюдатель уже отчалил. В какой-то «кабинет задумчивости», предназначенный именно для персонала. Ура, война таблеток выиграна нами. А его компьютер остался на месте, так же, как и глубоко отключившиеся подопытные. Сколько времени в запасе, неизвестно, понадеемся, что минут семь – если даже это немецкое существо среднего рода сделано из железобетона. А вообще-то среднестатический российский гражданин будет от данного снадобья безостановочно выдавать конечную продукцию минимум вдвое дольше.