Точка
Шрифт:
— А что вы можете — мне? — спросил Искин.
В серых глазах собеседника мелькнуло удовлетворение.
— Легализацию, окончательную, — сказал Мессер. — Гражданство. Вам разве это не интересно? Документы, с которыми вы сможете уехать на юг Европы или в Америку. Подальше от Фольланда и от нас.
Искин помолчал, глядя на каплю черничного варенья на кромке блюдца.
— Я мало что помню.
— Не важно. Разрешите?
Мессер достал диктофон с миниатюрной кассетой. Искин пожал плечами. Возражать смысла не было.
— Так что вы делали в Киле? — спросил он.
— Был подопытным, — сказал Искин.
— В лаборатории А или лаборатории Б?
— В Киле не было деления на лаборатории.
— Конечно, — кивнул Мессер. — Простите, небольшая проверка. Хотел убедиться. Насколько я знаю, там были испытательные зоны.
— Испытательные зоны были на самой фабрике, а мы занимали отдельный корпус, связанный с фабрикой подземным коридором, палаты с первой по двадцать вторую. Кинбауэр называл нас «Arbeitsgruppe».
— «Arbeitsgruppe»… То есть, вы напрямую работали с Кинбауэром?
Искин накрыл блюдце сдернутой с шеи салфеткой.
— Я вижу, вы хотите выставить меня пособником, — он посмотрел на мужчину напротив. — Мы не работали с Кинбауэром, Кинбауэр работал с нами. Как с расходным материалом. Это не добровольное сотрудничество. Так, извините, можно договориться до того, что преступник и его жертва совместно работали над убийством.
— Возможно, я был не совсем корректен, — сказал Мессер, сложив лицо в мимолетную гримасу. — Прошу прощения, если мои слова вас задели. Мы ищем тех, кто был хотя бы частично в курсе работ доктора Кинбауэра.
— Никто, — сказал Искин.
— Категоричное утверждение. У него не было учеников?
— Нет. Было четыре помощника и восемь санитаров. Но санитары не работали с аппаратурой, они присматривали за нами.
— Хорошо, а эти помощники?
Диктофон чуть слышно шелестел пленкой.
— Я знал их только по именам, — сказал Искин. — Ральф, Марк, Вальтер и Эрих.
— Ни фамилий, ни отличительных примет их вы не знаете?
— Нет.
— То есть, просто Ральф, Марк, Вальтер и Эрих?
— Ральф был рыжий, а Эрих косил на левый глаз. Это вам как-то поможет?
Мессер поджал губы.
— Не знаю. Но нам пригодились бы любые мелочи.
— Собственно, шесть лет назад я все рассказал вашим коллегам и вряд ли смогу припомнить что-то еще. Наоборот, мне бы хотелось забыть все, что связано с Киле и Шмиц-Эрхаузеном. Это не слишком светлые страницы моей жизни. И ваши коллеги, кстати, обещали, что больше меня не потревожат.
— Обстоятельства, господин Искин, — сказал Мессер. — Я читал стенограммы ваших бесед. Вас, кажется, даже проверяли магнитоном?
— Тогда все проходили через магнитон, — сказал Искин.
— Да-да, Сальская область, паника, я помню. Вас, кстати, признали чистым, ни одного юнита не нашли.
— Это плохо?
Мессер улыбнулся.
— Это подозрительно. Заключенный, на котором испытывали юнит-колонии, вдруг оказывается совершенно чист.
— Даже нынешние магнитонные аппараты не выявляют одиночных юнитов, — сказал Искин. — К тому же я был три месяца в бегах. За этот срок все вышло со шлаками, с потом и мочой. Здесь нет ничего удивительного.
— Да, но в городе вы не встали на учет.
— Вы все же хотите видеть меня помощником Кинбауэра.
Мессер промолчал.
Порыв ветра потрепал тент, по дорожке протарахтел дряхлый автомобиль, за ним, хватаясь за вычурные крылья и блестящий, никелированный бампер, пробежали дети. На скамейке читал газету мужчина в плаще. Стройная женщина в светлом жакете и темных чулках выгуливала среди буков лохматую псину. Искин задумался, те ли они, за кого себя выдают. Группа поддержки? Август Мессер не любит ходить в одиночку?
— Вас не пытали электричеством, господин Мессер? — спросил Искин.
— Нет.
— В Шмиц-Эрхаузене была такая программа. Называлась: «Через электричество — в люди». Доктор Эльс Пауферн сделал на этом карьеру. Знаете, какое у него было прозвище среди зэков? Электрический папа. Он все время ходил в прорезиненном фартуке и в черных резиновых перчатках. Считалось, что электричество просветляет наши неблагонадежные мозги, выбивает из них дурь. — Искин подался к собеседнику. — И в какой-то мере это было правдой. Дурь действительно вышибало напрочь. Только вместе с мозгами. Наш блок-12 в Эрхаузене познал просветление одним из первых. В месяц к электрической кровати меня подключали четырнадцать раз. Иногда я забывал, кто я и где я. Иногда мочился в штаны. Нам накладывали кожаные шоры, а в зубы давали железную скобу, обмотанную изолирующей лентой…
— Благодарю, мне понятно, — кисло сказал Мессер.
— Поэтому когда объявили набор добровольцев в Киле, — продолжил Искин, — я вызвался, не задумываясь. Половина блок-12, те, кто еще могли что-то соображать, тоже изъявили желание участвовать. Не важно, насколько это было опасно, все, чего нам хотелось, так это оказаться подальше от доктора Пауферна и его электрических кроватей.
— Вам еще дали выбор, — сказал «безопасник». — Не у всех он есть даже здесь.
Искин пожал плечами.
— Фольдланд — демократическая страна. Во всяком случае, в границах Шмиц-Эрхаузена.
Мессер впервые посмотрел на Искина с симпатией.
— Хорошо, — сказал он, — я буду откровенен. В городе — целый вал происшествий, виновниками которых оказались местные парни и девчонки от пятнадцати до двадцати двух лет. Все они, большинство, имели развитые, укоренившиеся колонии юнитов. Мы полагаем, что они находятся под управлением инициированных программ.
— Я знаю, — сказал Искин.
Глаза Мессера стали острыми.