Точка
Шрифт:
— Стеф, — сказал он, думая, с чего начать. — Я сам здесь, наверное, не задержусь. Льготный период проживания в общежитии у меня заканчивается через месяц.
— И что? — спросила Стеф.
— Второе, — сказал Искин, — если ты хочешь жить здесь, тебе придется бросить свое уличное занятие.
Девчонка повертела кружку, цепляя ее за ручку то одним, то другим пальчиком.
— Ты думаешь, что мне нравится спать с кем-то за несколько марок? — произнесла она. — Просто это все, что мне осталось. Даже за перевозку в мебельном фургоне… Ты думаешь, все вокруг все делают
Глаза у нее заблестели. Стеф отвернула голову.
— Стеф…
— Попробуй сам выжить без документов, без денег, без…
Девчонка замолчала. Искин подождал продолжения. Не дождался.
— Может, тебе стоит вернуться домой? — спросил он.
— В репродуц-хаус или к папашке моему? У папашки свой репродуц-хаус.
— Понятно.
— Ничего вам не понятно!
— Третье, — сказал Искин, когда Стеф тыльной стороной ладони прошлась по глазам и повернула обратно к нему покрасневшее лицо, — ты помиришься с Балем. Он, на самом деле, хороший человек.
— Только торгуется, снимая девчонок.
— Ты его не знаешь.
— Ага, хотел сэкономить на мне две марки!
— Стеф, ты хочешь остаться?
Стеф вздохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Я помирюсь с ним, если увижу. Это все?
— Еще четвертое.
— О! Еще четвертое! — закатила глаза девчонка. — А сколько всего у тебя условий?
— Это — последнее, — сказал Искин. — Возможно, потом я придумаю пятое.
— Сейчас, — Стеф вытащила из пакета последний эклер и приготовилась его укусить. — Все, я слушаю.
— Ты никого сюда не водишь.
Последовал кивок. От пирожного осталась половина.
— Я серьезно, — сказал Искин.
— Я поняла, — сказала Стеф, слизав крем с губы.
— Я поговорю с Финном, он выпишет тебе временный пропуск. Я могу приходить поздно, поэтому тебе придется обживаться самой. Если что, есть вода и концентрат. Мыться знаешь где. Туалет там же, правда, общий, разделение символическое, но кабинок много. Плитку зря не жги. Мои вещи не трогать.
Девчонка, улыбаясь, приложила ладонь к голове.
— Да, господин доктор!
— Наведи порядок. Найди себе занятие. У меня есть несколько книг, если любишь читать…
— Не-а, — мотнула головой Стеф.
Искин посмотрел в светящиеся радостью глаза девчонки.
— Уломала, — признал он. — Что, довольна?
Стеф вскинула руки (одну — с недоеденным эклером), как одержавший победу борец.
— Да!
Крем брызнул на стол. Искин хмыкнул. Стеф расхохоталась.
Глава 5
— Все, пей чай. Мне, вообще-то, уже пора спать, — сказал Лем.
— Мы можем вместе… — начала Стеф.
— Нет, — сказал Искин. — Ты — на кровати, я — на полу.
— И все равно…
Девчонка встала. Искина обмануло то, что она шагнула к белью на веревке, тронула пальцами юбку, потом проверила простыню.
— Почти высохла, — сказала она, заходя ему за спину.
Пола рубашки обмахнула край стола.
— Ну…
Искин не договорил. Стеф прижалась к нему сзади, обняла, сладкими губами нашла щеку.
— Спасибо.
Искин почувствовал ее тело, ее тепло, низ живота уткнувшийся ему в поясницу, потому что дырявая спинка стула это позволяла. Мгновение — и он оказался свободен, а девчонка вернулась на свой стул.
— Вот так, — сказала она.
Искину понадобилось секунд пять, чтобы восстановить дыхание. Разозлиться, правда, не получилось. Да и на кого? На себя?
— Это — в последний раз.
— Хорошо, — сказала Стеф.
— И я весь в креме, — Искин потер щеку. — Там мыло еще осталось?
Девчонка двумя пальцами, чуть-чуть не соединив их в колечко, показала, сколько.
— Думаю, мне этого хватит.
— Ой, а можно я первая? — вскочила Стеф.
— Куда?
— В туалет.
Искин вздохнул.
— Беги.
Стеф исчезла за дверью. Половинка эклера, лишившегося большей части начинки, осталась лежать на столе. Искин безотчетно сунул ее в рот, принялся жевать. Сладко. Баль купил хорошие эклеры. Проверив, как сохнет простыня, Искин сдвинул ее в сторону и присел у тумбочки. Что я делаю? — спросил он себя. Готовлюсь к свиданию с Аннет, нашелся ответ. Вот шланг, вот мыльница. Все очень просто. Завтра — свидание с Аннет, и хотелось бы прийти чистым. Глупо думать, что это как-то связано со Стеф. Я — на полу, она — на кровати. А то, что представляется, оно пусть себе представляется. Это мозг, это бессознательные видения, розовые картинки, которым не суждено прорасти в реальность.
Почему? Потому что он, Леммер Искин, никогда им этого не даст.
Искин выпрямился, скинул пиджак, переложил из пиджака деньги в чемодан, в маленький незаметный кармашек, снял рубашку.
Что-то стукнуло в дверь, за звуком в комнату влетела Стеф.
— Я — все!
— За тобой что, кто-то гонится?
— Не-а.
— Тогда приберись на столе и ложись, — сказал Искин.
— Можно в рубашке? — спросила Стеф.
— Можно. Пижамы у меня нет.
— А сказку на ночь?
Искин, выходя за дверь, пригрозил пальцем. Девчонка рассмеялась, бухнулась на кровать. Рубашка задралась, мельком показав то, на что смотреть было никак нельзя. Искин выскочил в коридор. Все же слышно, запоздало подумалось ему. Такая мелодрама! Такие страсти! Лучше всяких радиоспектаклей. Поцелуй же меня, мой принц, мой рыцарь! Нет, ты предназначена другому! И, вообще, прекрати ходить на улицу!
— Привет, Лем, — сказал ему рыжеватый, лысеющий сосед, выглянувший из пятидесятой.
Звали его, кажется, Ханс или Хорст. Или даже Хайнрих. Если не Хольм. Близко знакомы они не были.
— И тебе, — кивнул Искин.
Сосед раздвинул рыжие усы в улыбке.
— Где девчонку откопал?
— Родственница.
Искин ускорил шаг.
— А что голышом бегает? — прилетело ему уже в спину.
Искин обернулся.
— Головы нет.
— А-а.
Душевой угол был занят, там, переговариваясь, неторопливо мылись две женщины, третья стояла на страже, держала, как и Искин, край простыни, загораживая купальщиц. Шлепали босые ноги, звенела, шипела, билась о плитку вода.