Точка
Шрифт:
— Нет, — улыбнулся Искин, — никогда о таком не слышал.
— Так знай.
Она, замолчав, принялась водить пальцем по столешнице. Рисуя завитки, палец подбирался к ловушкам.
— И все? — спросил Искин.
Девчонка надула губы.
— Я думала, ты спросишь, что же мне снилось.
— Хорошо, — Искин одну за другой перекинул ловушки на матрас, давая простор кружащему пальцу. — Что тебе снилось?
— Ну, слушай.
Для того, чтобы поведать Искину сон, прежняя поза не годилась, и Стеф спустила
— Первое, что мне приснилось, это море. Я серьезно. Я качалась на волнах. И солнце светило. И мне куда-то надо было доплыть. Ну, — Стеф замялась, — там было кораблекрушение, но я выжила. Это не значит, что я непременно попаду в кораблекрушение на самом деле, это могут быть жизненные обстоятельства. То, что не приснилось конкретно, а идет как бы в ощущениях, в памяти, оно не настоящее.
— Хорошо, — кивнул Искин, сдерживая улыбку.
— Вот, и я лежу, — продолжила Стеф. — Вокруг только волны. Потом вдруг слышу — за плеском словно кто-то меня зовет. А волны реально мешают, плямкают прямо у головы. Ну и голос вроде как все тише. Стеф. Стеф.
— Это был я? — спросил Искин.
— Да постой ты! — сказала девчонка, вонзив пальцы в виски. — Вот ты сразу… Я же не выдумываю, я вспомнить пытаюсь.
— Это, наверное, из-за чайника.
Искин выбрался из-за стола и выключил плитку. Потом выбил на блюдце из кружек вчерашнюю заварку и засыпал из пакета новую. Вместе с чаем принес к столу коробку с остатками мясного пирога.
— Лучше, наверное, подогреть.
— Зачем? — Стеф тут же отломала кусок и запихнула его в рот.
Несколько секунд Искин смотрел, как она жует, как, надуваясь, ходят щеки, как девчонка задорно шмыгает носом. Стеф что-то промычала, но он не расслышал, не разобрал. То есть, залюбовался, старый идиот.
— Что?
Стеф, проглотив пирог, запила чаем.
— Я говорю, — сказала она, — что холодный пирог даже вкуснее.
— Серьезно?
— Сам попробуй.
Девчонка отломила кусок вдвое меньше своего и протянула Искину. Искин попытался переложить его на свою ладонь, но Стеф отвела руку.
— Ты рот открой.
— Я вполне могу еще есть сам, — сказал Искин.
— Ты — дурак? — спросила Стеф, глядя на него строгими карими глазами.
Искин неожиданно почувствовал себя ребенком, капризно отказывающимся от завтрака. Это было смешное и вместе с тем восхитительное чувство.
— Хорошо.
Он открыл рот и зачем-то закрыл глаза.
— Я аккуратно, — сказала Стеф.
Искин ощутил, как мясной сок капнул на подбородок. Палец Стеф коснулся верхней губы. Дыхание, движение воздуха обмахнуло ресницы. Творение дядюшки По проскользнуло между зубами.
— Все, — сказала Стеф, — теперь жуй.
Искин принялся жевать. По вкусовым качествам холодный пирог действительно не уступал горячему. Девчонка, довольно жмурясь, облизала палец.
— Ну, как?
— Сносно, — оценил Искин.
— Ничего ты не понимаешь! — заявила Стеф. Тем же несколько раз вылизанным пальцем она потянулась к нему вытереть подбородок.
Искин не стал дергаться. Касание было мимолетным.
— Все? — спросил он.
— Да.
— Я сегодня иду в центр для беженцев…
— Погоди! Я же недорассказала! — возмутилась Стеф.
— О чем?
— О вещем сне!
— Ах, да! — Искин подобрался. — Я слушаю.
— Так вот, — Стеф отломила еще кусок пирога и показала на него глазами. — Ты не возражаешь?
— Нет-нет.
— Значит, я плыву. То есть, меня качают волны, и вроде как я — в спасательном жилете. То есть, жилета нет, но я не тону. Как еще объяснить, я не знаю.
— Я понял, — кивнул Искин.
Стеф куснула пирог.
— Потом вдруг издалека — Стеф, Стеф, — таинственным шепотом произнесла она, видимо, пытаясь передать, как это звучало в ее сне. — И я решила поплыть на голос. Перевернулась и поплыла. А на воде какие-то обломки, тряпки, дым тянется, но не видно откуда.
— Кораблекрушение.
— Да. Но оно не имеет значения.
— Разумеется.
— Потому что самое главное — это море, — сказала Стеф и вздохнула. — Я буду на море, это точно. Скорее всего, если получится, это будет итальянское побережье, нам рассказывали в школе про маленькие городки, про Портофино, про Бордигеру, про Рапалло. Они очень-очень уютные, там можно ничего не делать, сидишь, пьешь сок или вино, и время тянется медленно-медленно, не надо никуда бежать, думать, где бы достать лишнюю марку, всюду зелень, дома уступчиками спускаются к самой воде, а вода, представь, голубоватая, но прозрачная.
Взгляд Стеф затуманился.
— А сон? — спросил Искин.
— Ой! — Девчонка легко стукнула ладонью себя по лбу. — Прости. Ну, вот, я поплыла на голос. А он исчез! Все, нет его. Может, утонул человек, а может и показалось мне, что кто-то звал. И опять волны вокруг — шлеп-шлеп, убаюкивают, мол, и ты давай, тони уже. Я головой покрутила и вижу — полоска берега, белая, неровная, далеко. Сразу понятно, мне надо туда. А через мгновение — раз! — и я уже лежу на какой-то двери, как на матрасе. И гребу.
Стеф отхлебнула чая, и Искин последовал ее примеру. Все-таки у Ирмы — замечательный травяной сбор, подумалось ему. Это талант. А можно кофе — за пять марок. И кофе-то так себе.
С минуту они молча пили и доедали мясной пирог. Стеф пальцем подобрала крошки. На лице ее проступила лукавая улыбка.
— Я, знаешь, что вспомнила?
— Не знаю, — сказал Искин. — Это же твой сон.
— Ага. Я тебя видела, вот.
— В воде?
— Не-а. Ты бегал по пляжу.
— Зачем мне бегать по пляжу? — удивился Искин.