Только никому не говори. Сборник
Шрифт:
— Пьет. И вообще, ему верить… — протянула она небрежно, отвела глаза (сверкающие, как драгоценности), взглянула на заснеженный сад за окном: хлопья падали медленно, кружась. — Как вы думаете, снег насовсем?
— Вряд ли. Первый.
— Надоела грязь.
Он, мгновенно уловив перемену в ней, продолжал, тем не менее, с упорством:
— А вы… что-нибудь такое чувствовали?
— Какое?
— Ну… необычное.
— Да, — сказала она нехотя после паузы.
— Что? Что именно?
— Кто-то ходит
— Кто?
— В темноте, я видела из окна. Должно быть, Анатоль с похмелья, — она улыбнулась, но что-то такое — тревогу или страх — он в ней почувствовал, несомненно.
— Когда вы это видели?
— Летом как-то. И на днях. Кто-то крадется между яблонями. Я встала за снотворным, не спалось.
— А в последний раз когда именно?
— Послушайте, Саня, — сказала она доверчиво, — у меня такое впечатление, что вы меня допрашиваете.
Он не колебался ни минуты.
— Да. Вчера в окне тети Май я видел убитую женщину.
И сразу понял, что она ему поверила.
— Господи Боже мой! Кем убитую?
— Если б я знал.
— И… что же вы? Где она?
— Исчезла. Честное слово, это не бред. Хотите мне помочь?
— Да, разумеется! Но чем?
— Для начала опишите мне домашний распорядок… по возможности каждого, здесь живущего.
— Если примерно… Майя Васильевна обычно дома. По хозяйству. сад, огород. Ну, если сходит в магазин, тут рядом. Или на пятачок к метро. И то не каждый день. Анатоль непредсказуем — по соседям промышляет, вообще-то нарасхват, на все руки, так сказать. Настя с Юлей… вы познакомились?.. студентки, возвращаются к пяти. Володя, как правило, в седьмом, в семь, если нет срочных дел. Я пока дома сижу — временно, жду, когда для меня купят компьютер, буду работать у мужа. Все.
— Таким образом, вчерашний день был исключением?
— Пожалуй. Да, действительно.
— Всем было известно, что вы с мужем отправляетесь на банкет?
— Всем, наверно. Ну да, я сама на кухне упомянула, что не надо на завтра обед готовить. Мне Володя только в четверг и сказал.
— Для вас это было неожиданностью?
— Нисколько. Давно собирались отпраздновать первый крупный контракт.
— Кто вас слышал на кухне?
— Девочки и хозяйка. Нет, Насти не было. Юля и хозяйка.
— А про тетю Май?
— Ну, про кладбище она не даст забыть. — Любовь улыбнулась мельком. — Готовится заранее.
— Вы случайно не помните, в прошлом году она вернулась с кладбища позже?
— Не помню… Да мы же только первого ноября переехали.
— Наконец, Анатоль?
— И про него знали. Все, наверное.
— Он говорил, к которому часу уйдет?
— В три. Когда я уходила, чтоб ехать в «Прагу»…
— Во сколько?
— Должно быть… сейчас. В половине четвертого.
— А я, вероятно, шел по бульвару. Туман.
— Да, красиво, но
— Где?
— На крыльце восьмого дома, где свадьба. Он там с кем-то курил.
— А он заметил, как вы уходили?
— Заметил. Рукой помахал, ну и я в ответ.
— Дома в это время никого не было?
— Кажется, нет.
— О чем вы сейчас подумали?
— О голосе. На фоне музыки.
— Кто-то пел?
— Нет, говорил. Слов не различишь…
— Откуда доносился голос?
— Как будто звучал он в доме… или в саду. Стоял туман, я одевалась, причесывалась…
Раздался стук в дверь, «заговорщики» одновременно вздрогнули.
— Саня, ты уже проснулся?
— Да, тетя Май!
Майя Васильевна сунулась было в комнату и замерла на пороге, неприятно пораженная.
— Ах, простите, что нарушаю тет-а-тет…
— Да ну, тетя Май, входите.
— Я варю кофе. Через десять минут завтрак.
— Хорошо, спасибо.
Тетка вышла, Саня спросил шепотом, склонившись над Любовью:
— Голос мужской или женский?
— Не могу сказать. Очень тихий, далекий. Плюс музыка. Не исключаю слуховую галлюцинацию, знаете, звон в ушах. В общем, под присягой я бы ручаться не стала.
— Видите ли… — он подошел к двери, резко распахнул: одновременно Анатоль открыл свою комнату, поток бледного света озарил багровую физиономию, искаженную болью (очевидно, страдает со вчерашнего); оба молча, как-то церемонно раскланялись. Саня постоял в задумчивости на пороге, вернулся, присел на край стола; снизу — ее лицо, устремленное к нему. — Тетя Май настаивает, что была дома, то есть пришла с кладбища в начале четвертого.
— Я ее не видела, вообще никого, кроме Анатоля.
— А по дороге к метро… ах да, туман, — он помолчал. — Как вы думаете, тетя Май отбирает ключи у бывших жильцов, ну, у тех, которые съезжают?
— Не сомневаюсь. Она настоящая хозяйка, буквально погруженная в этот быт… для нее, по-моему, ничего больше нет.
Вспомнилось ночное лицо, обращенное к иконе, полное страдания. Что мы знаем друг о друге, что я знаю об этой женщине, которая влечет к себе так сильно, так безнадежно?
— Стало быть, — заключил он холодновато, превозмогая внутренний жар, — впустить жертву в дом мог только кто-то из жильцов. Или ваш Вика, сделавший слепок.
— Вика исключается. Они с мужем и другими сотрудниками (в фирме пятнадцать человек) весь день работали над проектом договора, а потом всей компанией отправились в ресторан.
— И все же надо узнать, не отлучался ли… машина в конторе есть?
— Есть, но она уже две недели в ремонте и конца не видно… Да! — воскликнула вдруг Любовь. — Ведь у Володи пропали ключи — от входной двери и от нашей комнаты.