Только один год
Шрифт:
– Не очень-то, – говорю я. – Просто заживает плохо.
– Могу сделать тебе мазь. – Яэль спешно проводит по нему пальцем. Они у нее холодные и шероховатые. Руки рабочего, как говорил Брам, хотя это у него кожа должна была быть грубее. Тут я понимаю, что мы не обнялись, не поцеловались, не проделали никаких других ритуалов воссоединения.
Когда она убирает руку, мне становится грустно. Когда Яэль начинает заваливать меня обещаниями, чем мы займемся в ее выходной, я жалею, что не рассказал про скинхедов, про Париж, про Лулу. Даже если бы я попытался, я бы
Двадцать два
Я просыпаюсь от телефонного звонка. Тяну руку к мобильнику, но вспоминаю, что он здесь не работает. А телефон все трезвонит. Это домашний. И он не перестает. Я наконец беру трубку.
– Уиллем-саб. Это Чодхари. – Он откашливается. – Вам звонит Пратик Сану, – официально добавляет он. – Поинтересоваться, по какому делу?
– Нет, все нормально. Соединяйте.
– Секундочку. – Я слышу несколько щелчков. Потом раздается эхо «алло» Пратика, его опять перебивает Чодхари: – Пратик Сану вызывает Уиллема Шило.
Так странно, что меня назвали по фамилии Яэль и Сабы. Я не поправляю. После короткой паузы Чодхари вешает трубку.
– Уиллем! – восклицает Пратик, словно мы не виделись несколько месяцев, а не часов. – Как дела?
– Хорошо.
– И как вам «Город Максимум»? [54]
– Я еще ничего не видел, – признаюсь я. – Я спал.
– Но теперь вы проснулись. Какие планы?
– Еще не составил.
– Давайте я внесу предложение: заходите ко мне на рынок Кроуфорд.
54
Видимо, имеется в виду одноименная книга Секуту Мехта о Мумбае.
– Звучит заманчиво.
Пратик объясняет, как добраться. Приняв холодный душ, я выхожу на улицу, Чодхари тащится за мной по пятам, увещевая насчет «карманников, воров, проституток и бандитствующих шаек». Перечисляя все эти опасности, он загибает свои толстые пальцы.
– К вам будут приставать.
Я уверяю его, что смогу за себя постоять, да и в любом случае ко мне пристают лишь женщины, сидящие на заросших травой полосах улиц в тени деревьев, они просят денег на детскую смесь для младенцев, которых держат на руках.
Эта часть Мумбая со стареющими колониальными постройками немного напоминает мне Лондон, правда, цвета тут очень насыщенные: женские сари, храмы с оранжевыми гирляндами, автобусы совершенно безумной раскраски. Кажется, что все впитывает и отражает здешнее яркое солнце.
Рынок Кроуфорд снаружи кажется очередным зданием, вырванным из старой Англии, но внутри настоящая Индия: шумная торговля и еще более сюрреалистически яркие цвета. Я иду мимо столов с фруктами, одеждой, пробираюсь к киоскам с электроникой, где Пратик велел мне его искать. Вдруг меня хлопают по плечу.
– Заблудился? – спрашивает он, улыбка до ушей.
– Не в плохом смысле этого слова.
Он не понимает и хмурится.
– Я беспокоился, – говорит он. – Хотел тебе позвонить, но у меня не было номера мобильного.
– Он тут не берет.
Он снова начинает улыбаться.
– А у моего дяди как раз продается множество телефонов.
– Ты ради этого меня сюда заманил? – подшучиваю я.
Пратик делает вид, что обижен.
– Нет, конечно. Я разве знал, что у тебя нет телефона? – Он машет рукой – можешь и у других купить.
– Пратик, я шучу.
– А.
Он ведет меня к ларьку своего дяди, там все до потолка забито мобильниками, радио, компьютерами, поддельными айпадами, телевизорами и прочим. Пратик знакомит меня с дядей и покупает нам всем по чашке чая у чай-валлы, торговца с тележкой. Потом он ведет меня в подсобку, и мы садимся на пару хлипких табуретов.
– Ты тут работаешь?
– По понедельникам, вторникам и пятницам.
– А в остальные дни чем занят?
Он опять кивает-машет головой.
– Бухгалтерию изучаю. А иногда еще на мать работаю. Или помогаю брату искать goreh [55] для кино.
– Goreh?
– Белых людей вроде тебя. Поэтому я был сегодня в аэропорту. Брата отвозил.
– А что же меня не пригласил? – снова шучу я.
– Ну, я же не директор по кастингу, даже не помощник помощника. Я просто вез Рахула в аэропорт, он собирался искать там дикарей, которым нужны деньги. Уиллем, тебе нужны деньги?
– Нет.
– Я так и подумал. Ты же остановился в «Бомбей Роял». Это очень высокий класс. И к матери приехал. А отец где? – спрашивает он.
55
Так на хинди называют белых людей.
Я уже довольно давно не слышал этого вопроса.
– Умер.
– А мой тоже, – говорит Пратик чуть не с радостью. – Но у меня много дядей. И братьев. А у тебя?
Я чуть не говорю, что есть один. Дядя. Но как это объяснить? Даниэль – даже не то, чтобы белая ворона, скорее невидимая, Брам всегда его затмевал. И Яэль. Даниэль – лишь сноска в их романе, сделанная таким мелким шрифтом, что никто ее не читает. Младший брат, заброшенный, неопрятный, ему всегда уделяли меньше внимания – не забудьте, что он был еще и ниже. Даниэль, которого отправили на заднее сиденье «Фиата», после чего он как на заднее сиденье жизни попал.
– У меня родственников почти нет, – говорю я в итоге и ставлю на этой неопределенности точку, пожав плечами – это у меня все равно что кивнуть-покачать головой.
Пратик демонстрирует мне ассортимент телефонов. Я выбираю, покупаю и симку. Он сразу же забивает туда собственный номер и на всякий случай еще и дядин. Мы допиваем чай, после чего Пратик объявляет:
– Думаю, теперь ты должен пойти в кино.
– Я только приехал.
– Вот именно. Чем славится Индия в первую очередь? Четырнадцать миллионов человек…