Только один год
Шрифт:
– Жаль, он сам не может мне помочь; думаю, он был бы рад, что я, наконец, тут обживаюсь. Но я в некоторой степени ощущаю его присутствие. И по счетам он платит, – говорит Даниэль.
До меня не сразу доходит, о ком речь, о чем речь.
– Баржа? – спрашиваю я.
Он кивает.
Пока я был в Индии, Яэль Даниэля практически не упоминала. Я думал, что они больше не общаются. Брама нет, какой смысл? Они друг другу никогда не нравились. Ну, мне так казалось. Даниэль «с приветом», небрежный, транжира – Яэль любила все это в Браме, но в нем это проявлялось в менее экстремальной форме. Она ворвалась в жизнь братьев, после чего для Даниэля все сильно изменилось. Даже мне
– Завещания он не оставил, – говорит Даниэль. – Ей необязательно было это делать, но она, конечно же, сделала. Заботливая у тебя мама.
Правда? Я вспоминаю свою поездку в Раджастхан, эту ссылку, которая пошла мне на пользу. А еще Мукеша, который по ее наказу не только отменил мой верблюдный тур и не дал улететь раньше, но и отвез в клинику в тот день, когда, похоже, все меня ждали. Мне Яэль всегда казалась недоступной, я думал, что она заботится обо всех, кроме меня. Но я начинаю подозревать, что, может, я просто неправильно понимал, что именно она для меня делает.
– Начинаю это замечать, – говорю я Даниэлю.
– Вовремя. – Он чешет бороду. – Я же тебе кофе не предложил. Будешь?
– Не откажусь.
Я иду вслед за ним на кухню, она еще старая, ящики с отломанными углами, потрескавшаяся плитка, древняя газовая плита, раковина, в которой течет только холодная вода.
– Кухня – следующая на очереди. А потом спальни. Может, я несколько преувеличил, когда сказал, что я на середине. Надо браться за работу. Ты бы переехал ко мне, помог. – Даниэль громко хлопает в ладоши. – Папа твой всегда говорил, что ты парень рукастый.
Я сам в этом не уверен, но Брам действительно обращался ко мне за помощью, когда надо было сделать кому-нибудь ремонт.
Даниэль ставит кофе на плиту.
– Мне надо бы поднажать. У меня всего два месяца осталось, а часики-то тикают.
– До чего два месяца?
– А черт. Я же тебе не сказал. Только матери говорил. – Он расплывается в улыбке и становится так похож на Брама, что у меня сердце щемит.
– А ей что сказал?
– Уиллем, я стану отцом.
Мы пьем кофе, и Даниэль рассказывает мне свои грандиозные новости. В возрасте сорока семи лет этот извечный холостяк наконец встретил любовь. И поскольку мужчины семьи де Рюйтеров никак не могут по-простому, матерью его ребенка станет женщина из Бразилии. Ее зовут Фабиола. Познакомились они на Бали. Живет она в штате Баия. Он показывает мне фотографию женщины с оленьими глазами и светящейся улыбкой. Потом – гармошку писем толщиной в несколько сантиметров – это переписка с различными правительственными организациями, его попытки доказать законность их отношений, чтобы она могла получить визу, после чего они поженятся. В июле он поедет в Бразилию, готовиться к родам, которые должны состояться в сентябре, и, как он надеется, вскоре они сыграют свадьбу. Если все пойдет хорошо, осенью они приедут в Амстердам, а зимой вернутся в Бразилию.
– Зимой там, летом тут, а когда он дорастет до школьного возраста, поменяем сезоны местами.
– Он? – спрашиваю я.
Даниэль улыбается.
– Это мальчик. Мы уже знаем. И имя выбрали. Абрао.
– Абрао, – повторяю я, смакуя.
Даниэль кивает.
– Португальское прочтение имени Авраам.
Мы оба какое-то время молчим. Авраам – это же полное имя Брама.
– Ну, так ты переедешь ко мне, поможешь? – Он показывает мне чертежи, одну спальню планируется разделить на две; в этой квартире, где некогда жили два брата, какое-то время жили втроем, потом остался один Даниэль. Потом долгое время даже его не было.
Теперь нас снова двое. И вскоре станет больше. Моя семья все уменьшалась, уменьшалась, а теперь необъяснимым образом снова начала увеличиваться.
Тридцать четыре
Июнь
Амстердам
Мы с Даниэлем едем в магазин сантехники за душем, как вдруг у его велика спускает колесо.
Мы останавливаемся. Гвоздь вонзился очень глубоко. Сейчас половина пятого. Магазины закроются в пять. А впереди – выходные. Даниэль хмурится и вскидывает руки, он расстраивается, как ребенок.
– Черт возьми! – ругается он. – Слесарь же завтра придет.
Сначала мы отремонтировали спальни – профили, гипсокартон, штукатурка, бардак, ни один из нас этого делать не умеет, но при помощи книг и старых друзей Брама нам удалось сделать крошечную «главную» спальню с кроватью на втором ярусе, и еще более крошечную детскую, в которой теперь жил я.
Ремонт шел медленно, времени потребовалось больше, чем мы ожидали, а осталась еще ванная. Даниэль думал, что просто – заменить арматуру семидесятилетней давности на новую, но оказалось, что все совсем не так. Нужно менять все трубы. Координировать прибытие ванной, раковины и сантехника – очередного друга Брама, который берет недорого, но работает только по ночам и в выходные – трудновато для Даниэля, который и так уже напряг все свои способности в сфере логистики, но он не сдается. Он все твердит, что если уж Брам построил для своей семьи хаусбот, то он, черт возьми, отремонтирует квартиру для сына. Это мне тоже странно слышать, ведь я всегда думал, что Брам делал хаусбот для Яэль.
Сантехник приходил накануне вечером, мы думали, что все уже будет полностью закончено, но он сказал, что установить прибывшую ванну не может, так как сначала нужно встроить душ. Теперь, пока у нас нет душа, мы не можем закончить класть плитку в ванной и перейти в кухню – как сказал слесарь, возможно, там тоже потребуется менять трубы.
По большому счету Даниэль подходит к ремонту с энтузиазмом ребенка, строящего на пляже замок из песка. Через день по вечерам они с Фабиолой разговаривают по скайпу, он таскает свой старенький ноутбук по всей квартире, хвастаясь последними изменениями, они обсуждают, куда ставить мебель (она очень увлекается фэн шуем) и какие цвета использовать (голубой для их комнаты; у ребенка – цвета топленого масла).
При таком графике звонков видно, как растет живот. Когда сантехник ушел, Даниэль признался, что слышит, как ребенок тикает там внутри, как старый будильник.
– Закончим мы или нет, он появится, – сказал тогда дядя, качая головой. – Сорок семь лет, казалось бы, я должен уже быть готов.
– Может, к такому и нельзя подготовиться, пока оно не произойдет, – ответил я.
– Мудрые слова, малыш. Но, черт возьми, если я сам не готов, я хоть квартиру подготовлю.
– Садись на мой, – говорю я теперь, спрыгивая с велосипеда. Это все та же обшарпанная рабочая лошадка, которую я купил у какого-то наркомана, когда вернулся в Амстердам в прошлом году. Пока я был в Индии, он стоял на Блумштрат, я решил, что хуже ему уже не будет. Когда я начал помогать с ремонтом, я перевез его обратно в Амстердам вместе с остальными вещами – все они уместились на двух нижних полках шкафа в детской. У меня же почти ничего нет: немного одежды, несколько книг, Ганеша, подаренный Навалом. И часы Лулу. Они еще идут. Иногда я по ночам слушаю, как они тикают.