Только он
Шрифт:
Родной Алёнин подъезд с этой позиции очень даже хорошо просматривался, вот она и увидела без труда, как из него выходил Глеб. И не один. С Лилей. И Шарицкий увидел. А вот их те двое не заметили – пялились только друг на друга, переговаривались и улыбались абсолютно по-дурацки.
7
(прошлое)
Алёна хотела отвернуться, но не получилось. Тоже пялилась, словно испытывала особое удовольствие от того, как болезненно щемило сердце. Ещё и Шарицкий, будто нарочно, с заинтересованным
– Это она?
– А самому не догадаться? Никак.
Конечно, она, Лилечка-крокодилечка. Счастливо лыбится во все тридцать два зуба. Довольная. Круглое лицо разрумянилось. У неё же щеки, наверное, даже со спины видно.
– Поторопились свалить, пока родители с работы не пришли? – неожиданно вывел Шарицкий.
– Ты о чём? – вскинулась Алёна.
– Да ни о чём, – Андрюха дёрнул плечами. – Просто, к слову.
Ну да, конечно. И Алёна не дура, чтобы не понять. Чем ещё могла заниматься влюблённая парочка в пустой квартире, когда кроме них никого больше нет?
Фу, гадость! И – вдруг всё-таки нет?
А Шарицкий – придурок. Зачем он это сказал? Друг, называется. Без его намёков Алёне, скорее всего, подобное в голову бы не пришло. По крайней мере, вот прямо сейчас, только бы позже, потом. Но что могло быть потом, сейчас-то не настолько важно. А тут, хочешь – не хочешь, а уже не выходит не думать, не представлять, и это, словно отковыривать корочку с подсохшей ранки – больно, и кровь наверняка потечёт. Но всё равно не удержаться.
А Шарицкий отлип от металлического столба, ухватился за одну из штанг, на которых крепилось сиденье, ровно над Алёниной ладонью, и как всегда невозмутимо и даже чуть лениво предложил:
– А пойдём тоже куда-нибудь сходим. Например, на дискотеку в «Юбилейный».
Получше ничего не придумал?
– А тебя туда пустят? – насуплено поинтересовалась Алёна. – Не скажут, что ещё маленький, не дорос?
Наверное, это тоже не совсем по-дружески, подкалывать на самую чувствительную тему, но он ведь абсолютно похожее только что сделал этим своим намёком. Вот и пусть ощутит то же, что и Алёна, по полной. Как и полагается другу, разделит пополам и горечь, и беды, и боль. Но Шарицкий и не думал обижаться.
– Рост не главное, – произнёс он наставительно и твёрдо. – Главное – уверенность в себе.
– Ага, – Алёна хмыкнула. – А когда возразить нечего, сыпь цитатами.
– Это – не цитата, – не теряя спокойствия, возразил Шарицкий. – Я на самом деле… так считаю. – Помолчал секунду и добавил с прежней непробиваемой невозмутимостью: – А не хочешь в «Юбилейный», тогда пошли в Макдональдс. Можно прямо сейчас.
– Зачем?
– Поедим чего-нибудь. У меня деньги есть.
– Поедим? – Ей, можно сказать, плохо, а у него мысли только об одном, либо развлечься, подёргаться на дискотеке, либо пожрать. – Не получается вырасти в высоту, так ты решил в ширину?
Но Шарицкого и тут не проняло.
– Просто гамбургера захотелось. Там, говорят, сейчас какие-то новые появились.
Алёна судорожно сглотнула неожиданно наполнившую рот слюну, проворчала сердито:
– Ну пошли. А то ещё окочуришься с голоду. – Она поднялась с качелей, направилась к лавочке, чтобы забрать валявшуюся на ней сумку. – А деньги-то у тебя откуда?
– Заработал, – доложился Шарицкий.
– Да ладно. Это где это?
Он отмахнулся:
– Какая разница?
Если честно – никакой. Шарицкий явно не из тех, кто будет проворачивать что-то незаконное, слишком много у него принципов и идеалов. Да и мал ещё.
Для Макдональдса отстроили специальный павильон, напоминающий аквариум, со стеклянными окнами во всю стену, так что он просматривался почти насквозь. Народу там вечно набиралось много, даже в будние дни и в рабочее время. Рекламные плакаты со всякой аппетитной снедью красовались прямо на стёклах и дразнили, вызывая ещё на подходе повышенное слюноотделение, прямо как у собак Павлова. Наверное, один из них и вдохновил Шарицкого на новую идею.
Всего несколько шагов до двери не дошли, а он повернулся к Алёне и спросил:
– Может, тебе «Хэппи Мил» взять?
Она даже на нашлась что сказать, споткнулась на ровном месте, выпялилась на него.
– Там игрушка есть, – пояснил Шарицкий со значением.
– И-и? – угрожающе протянула Алёна.
– Девушки же любят игрушки, – с абсолютно невинным и крайне серьёзным выражением на физиономии выдал Шарицкий.
Алёна с шумом выдохнула.
– Вот объясни мне, Андрюшенька, как точно определить: ты тупишь или издеваешься?
– Я не издеваюсь, – искренне заверил Шарицкий. – И не туплю. – Потом чуть наклонил голову и загадочно глянул исподлобья. – Просто ты такая смешная, когда злишься.
– Я! Те-бя! Убью! – застыв на месте, на полной громкости продекламировала Алёна, не обращая внимания на окружавшую их толпу, ухватила Шарицкого за грудк.
На них тут же принялись встревоженно оглядываться.
– Ну хорошо, хорошо, – смиренно пробормотал Андрюха, взяв её за запястья и пытаясь отцепить от себя, и при этом тайно улыбался уголками рта. – Убьёшь. – А потом страдальчески скривился, протянул умоляюще: – Только давай всё-таки поедим вначале. Зря что ли пёрлись?
Нет, Алёна его не убьёт, она сама гораздо раньше сдохнет, от бессилия, от обречённости, от разрывавшей её на части дилеммы «заржать или разрыдаться?». Она присела на корточки прямо там, где стояла, накрыла голову руками.
Вот тут Андрюха заволновался, склонился над ней, ухватив пальцами ткань куртки на плече, подёргал осторожно.
– Алён, ты чего? Алён!
Она убрала руки, запрокинула лицо, глянула на него снизу-вверх.
– Ничего, Шарицкий. Ничего. Ты иди, купи мне «Хэппи Мил». С нагетсами. И с «Фантой». Безо льда. А ещё этот твой новый гамбургер. А главное – про игрушку не забудь. Понял? Главное же – игрушка. А я пока свободный стол найду и займу.