Только сегодня
Шрифт:
– А помнишь, мы фильм у тебя смотрели?
– Да.
– Давай поиграем в этот фильм, я буду мужчиной, а ты женщиной, давай?
– Давай, – согласилась я, – только у меня лифчика нет.
Дил озадачился.
– А я тебе мамин дам! – придумал он.
Мы прокрались в спальню родителей и выдвинули верхний ящик комода матери Дила. Он был полон всяких волнующих вещей и источал легкий аромат пудры. Дил выбрал черный лифчик, похожий на тот, что был на женщине в фильме, и мы побежали обратно в комнату Дила, истерично хихикая.
Я надела лифчик, но он оказался слишком
– Так, ну теперь я играю мужчину.
– Хорошо.
Помню, мы даже изобразили какой-то диалог, прежде чем начали целоваться. С тех пор мы стали называть эту игру «фильм». Какое-то время мы играли в нее каждую нашу встречу. Это уже становилось единственной целью визитов к Дилу: когда я хотела поиграть в фильм, я намеренно просилась пойти к нему домой. Но потом, где-то год спустя, прямо во время игры Дил вдруг сказал:
– Все, больше не хочу играть в фильм.
И теперь я была удивлена, что он снова захотел поиграть в фильм именно в день похорон своего брата.
– У нас и лифчика нет, – сказала я.
– Да мы можем просто притворяться, – отмахнулся Дил.
Он разделся первым, потом я. Мы начали целоваться стоя, потом легли на кровать. Я чувствовала, как мое лицо наливается жаром, а тело становится все напряженней, и вдруг дверь распахнулась. Это была мать Дила.
5
С похорон Марлы прошло несколько недель, и с тех пор от Генри не было никаких вестей. С каждым днем во мне росли сомнения, а стоит ли отказываться от возможности проводить выходные с друзьями, ожидая, что Генри вдруг понадобится мое присутствие в его кровати, как это было в первые дни нового года. И вот наступал очередной вечер пятницы, а от него снова ни слуху ни духу, и я отчаянно пыталась втиснуться в планы моих друзей повеселиться. Но, оказавшись в компании, я докучала остальным вопросами о Генри: как он себя чувствует, почему не звонит?
– Хватит! – не выдержала Джесс в один из таких пятничных вечеров, переорав клубную музыку. – Забудь о нем! Иди танцевать!
Танцевать я могла, но забыть Генри – это уж слишком. Опрокинув порцию текилы, я присоединилась к остальным девчонкам и Пэдди на танцполе. Тесный кружок наших потных тел лоснился в свете стробоскопов. Вполне себе симпатичный парень в мешковатой футболке все пристраивался ко мне, ловя мой взгляд и приноравливаясь к моему ритму. Я улыбнулась в ответ. Пэдди чрезмерно высоко вскинул брови, одобряя мои действия. Я повернулась спиной к мистеру Мешковатая Футболка и позволила прильнуть ко мне сзади и уткнуться лицом в шею. Наши бедра раскачивались в единой амплитуде.
– Может, покурим? – крикнула я в толпу, в надежде, что кто-нибудь из наших услышит.
Отозвался Пэдди, и мы выбрались с танцпола. Мешковатая Футболка переключился на Джесс. Без претензий! Удачи!
В курилке Пэдди назвал вещи своими именами.
– Ты влипла, – констатировал он, поднося мне огонь.
– Знаю, – прошипела я, прикуривая. – Педик.
– Это прекрасно, дурочка, – улыбнулся Пэдди. – Ты нравишься ему.
– Нет, не нравлюсь, – канючила я, нервно затягиваясь. – Это повторение карнавальной истории в Ноттинг-Хилл.
– Ты ему нравишься. Я знаю.
– Заткнись.
Голос Пэдди изменился, его родной порт-тэлботский говор трансформировался в идеальный «королевский английский»:
– «Все знают, – произнес он величественно и повелительно. – Мир знает. Всем известно. Но они никогда не узнают, они никогда не узнают. Они живут в другом мире!» [10]
– Что за хрень?
– Пинтер, – пояснил Пэдди, в мгновенье ока став самим собой. – Из моего спектакля. Кстати, когда вы придете?
10
Цитата из пьесы английского драматурга Гарольда Пинтера «Предательство».
– Ой, мамочки! – вскрикнула я, глянув в телефон.
Встретимся в Олбани через полтора часа.
– Это он, да? – спросил Пэдди.
Я кивнула, стараясь скрыть ликование.
– Проваливай, – махнул сигаретой Пэдди. – Насладись своим прекрасным принцем.
В этот момент появилась Мила.
– Ты вовремя, – обратился к ней Пэдди. – Джони сваливает на охоту за живым дилдо.
– А где Джесс? – спросила я Милу.
– Да трещит с какой-то девахой в баре, – отмахнулась Мила. – А ты что, встречаешься с Генри?
– Да, извини. Я дрянь?
– Ага, – согласилась Мила, обнимая меня. – Не парься, все равно я тоже скоро отваливаю.
Мы обменялись взглядами, и я поняла, что она тоже спешит насладиться своим прекрасным принцем.
– Люблю вас, – пропела я на прощание.
Через полтора часа я была в Берлингтон-Гарденс. Генри подкатил на старомодном «Мерседесе».
– Садись, – сказал он.
Было около часа ночи, и, скорее всего, он уже выпил, но предложение сесть в машину к Генри Ташену я приняла с готовностью и без лишних вопросов. Мы проехали через весь город, миновали пригороды, вот уже остались позади указатели на Леголэнд и Виндзорский замок. Мир за окнами автомобиля погрузился во тьму, будто мы путешествовали глубоко под водой. Не было видно ни зданий, ни дорожных знаков, лишь едва различимые контуры живой изгороди вдоль дороги. Я закуталась в пальто Генри, свернулась калачиком и, подперев ладонью щеку, облокотилась на ручку двери. Потеряв счет времени, я закрыла глаза и погрузилась в теплоту кашемирового пальто Генри и его запах.
– Господи, Генри, можешь ехать чуть помедленнее, – пробормотала я.
Судя по всему, я стала засыпать, но рев двигателя, резко набирающего обороты, заставил меня вздрогнуть, и я очнулась. Мы обогнали другую машину.
– Все нормально, – сказал Генри, не отрывая взгляда от дороги.
И я вдруг заметила тени под его глазами, и от этого он выглядел сильно изможденным. Вскоре мы свернули на проселочную дорогу и поехали вдоль высокой кирпичной стены, которая показалась мне бесконечной. Наконец Генри сказал: