Только тишина
Шрифт:
— Сперва мы не оценили перспектив, которые оказались открытыми перед нами, — заговорил он немного погодя нисколько не изменившимся голосом. — Были образованы специальные комиссии… если не ошибаюсь, около трех тысяч. Для проработки вариантов и гармограмм применения. На первом этапе было решено сконцентрироваться на ликвидации огрехов цивилизации в тех областях, в которых была компетентна каждая из комиссий. Но уже после завершения предварительных расчетов оказалось, что мы находимся в положении муравьев, перед которыми раскрыли двери, предназначенные для грузовиков. Трудно описать кому-либо, кто этого не видел, размеры охватившего всех восторга. Люди были в плену представлений, что мы превращаемся в иную расу, бесконечно превышающую все то, чем мы были дотоле. Словно не осталось и следов ограничений, препятствующих деятельности человека на просторах пространства и времени. Вся пороговая логика была признана за пережиток прошлого, причем такого, которое граничит с эпохой
Он улыбался. И не сводил с меня глаз, словно ожидая, что я отвечу на его улыбку, когда, наконец, до меня дойдет, насколько все это забавно.
Я не шевельнулся.
Понемногу лицо его отвердело. Он вздохнул, распрямился и сделал несколько шагов в направлении окна.
— Ни одна из комиссий не успела предоставить свою гармограмму. Не дошло даже до предварительного отбора областей применения. Через какие-то две-три недели некий биоматематик из Балтийского Института обнародовал проект, разработанный в одном из бюро прогнозирования еще в середине двадцать первого века. Тогда он являлся чистой утопией. Впрочем, я полагаю, что авторы замысла и не принимали во внимание возможность его реализации, даже в отдаленном будущем. Они рассчитывали только на возбуждение общественного мнения, на активизацию общества в борьбе с загрязнением биосферы. В конце концов, именно на те годы приходится пик в кризисе цивилизации. Но довольно об этом. Честно говоря, я не мог бы поклясться, что ученый, который раскопал эту историю в груде материалов, и сам отнесся к ней серьезно. По крайней мере, в ту пору, когда выступил с ее публикацией. Идейка даже сейчас слишком уж напоминает вариацию на тему старой сказки о снежной королеве…
Он замолчал. Повернулся лицом к окну и застыл в неподвижности.
Этого уже было через край. С того мгновения, как я коснулся ногой орбитальной станции, кто-нибудь только тем и занимается, что намекает, мол, то ли еще будет.
— Насчет сказочек, — процедил я. — Когда я был еще малышом, нас навещал один фотоник, далекий родственник отца. И каждый раз приносил мне что-нибудь в подарок. Становился на пороге, держа руки за спиной, и предлагал угадать, что у него там. Порой, на это уходило минут до двадцати. Дошло до того, что при одном его виде я убегал через окно. Этот кабинет расположен на седьмом этаже…
— Погоди, — в голосе профессора прозвучало нетерпение. — Я уже подхожу к концу. Так вот, проект, о котором я говорил, был предоставлен для всеобщего ознакомления. Знаешь, как это бывает, когда что-либо неожиданно становится темой дня. Я полагаю, что тот биоматематик был поражен не меньше остальных специалистов, объединенных в комиссии. Когда понял, чем это пахнет, он уже был на языке у всех. Первыми его мысль подхватили то ли биохимики, то ли бионики, словом, те, кто специализировался на процессах приспособления. Их поддержали математики, которые вдруг увидели возможность проверить свои расчеты в масштабах, до тех пор не встречавшихся в истории цивилизации. Потом раздались голоса таких, как ты. Пилотов и работников галактической службы. С этого мгновения проект, ко всеобщему удивлению, вступил в фазу реализации. Задолго до дебатов в Совете и официального одобрения. Не то, чтобы кто-то сознательно решил действовать партизанскими методами. Повторяю, я не могу объяснить, как именно до такого дошло. Я и сам не слишком хорошо это понимаю…
Я не мог ему верить. По тону его голоса видно было, что и в самом деле существует нечто такое, чего он не может понять до конца. Либо понять не хочет.
Я прикусил губу. И ждал.
Было около десяти. В городе уже несколько часов царит нормальное движение. Улицы выглядят как всегда. Заключенными в подвижный калейдоскоп.
За окном плыли облака. На их фоне четко вырисовывались силуэты транспортных кораблей и редкие черточки гиродетов.
Онеска глубоко вздохнул, прикрыл глаза, помассировал веки пальцами и пробормотал:
— По крайней мере, отосплюсь за все это время… Ну, ладно, — продолжал он уже нормальным голосом. — В настоящее время соответственно запрограммированное силовое поле заменяет практически любую конструкцию. Скажем, почти любую. Это дает возможность покрыть весь земной шар оболочкой, непроницаемой для элементарных частиц, для любого вида излучения, которое мы сочтем нежелательным. Таким же образом нетрудно додуматься, например, до превращения всей планеты в огромную спальню. Строительство жилых зданий сделалось бы тогда анахронизмом, человек смог бы реализовать свое исконное желание о воссоединении с природной средой. Только с какой средой? Мы располагаем несколькими сотнями резерваций, а кроме того? Любой ребенок знает, как это выглядит. Что осталось от наших лесов и рек. Много ли пользы от того, что уже двести лет поддерживается нулевой баланс в динамике биосферы? Был остановлен процесс ее уничтожения. Но мы не можем позволить себе воплотить потери, нанесенные ей в предыдущие эпохи, не снижая при этом темпа развития цивилизации. Что на практике было бы равнозначно регрессу. В решающей фазе кризиса, в двадцать первом веке, кто-то выступил скорее с желательным, чем конструктивным предложением, что можно
— Но мы уже располагаем теорией, о которой вы упоминали, — заметил я немного погодя. — И определенной технологической свободой…
Голос мой прозвучал равнодушно. В помещении повеяло холодом. Мне хотелось развернуться и уйти отсюда, до того, как человек расскажет все до конца.
Он остановился, внимательно посмотрел на меня.
— Да, — произнес неожиданно резким тоном. — Теперь мы располагаем всем, чтобы реализовать этот проект. Разумеется, мы не намерены создавать поле вокруг всей Земли. Поскольку это уже область не технологии, но безопасности. Стимуляторы спроектированы на основании математических моделей автономности. Их поля не могут быть больше сторого определенного радиуса. Не стоит рисковать, если в случае аварии на смерть будут обречены миллионы, да хотя бы несколько десятков человек. Но это уже детали. О них позднее. Проект биологического равновесия, как его официально окрестили, будет реализован…
— Когда? — перебил я.
— Сегодня вечером.
Довольно долго царила тишина.
— А если бы мы прилетели сегодня утром? Или завтра?
Он пожал плечами.
— Вы прилетели вчера. Будем придерживаться фактов.
Я кивнул. Буркнул:
— Ладно. Меня это устраивает. Заснут… все?
— Ага, — он наклонил голову. — Практически, все, — добавил он с нажимом. — Кроме нескольких человек… но об этом в свое время.
Значит, время у меня есть. И то хорошо.
— Как они это восприняли? — спросил я.
Он коротко глянул на меня.
— Что ты подразумеваешь?
— Только то, что сказал. Мне любопытно, не было ли каких-нибудь протестов, принимались ли во внимание всяческие контраргументы…
— Протестов… нет. А контраргументы? Это следует понимать, что ты хотел бы добавить что-то от себя?
В его голосе прозвучало оживление. Словно я задел какую-то особо чувствительную струну.
— Если вы намереваетесь отвечать на вопросы вопросами, — сказал я, — то давайте сразу с этим покончим. Почему собственно вы не включили информацию об этом «биологическом равновесии» в программу датора?
— Решили, что будет лучше, если вы узнаете от меня. Трудно предвидеть реакцию человека, который возвращается со звезд и сразу же оказывается в самом центре заварушки…
— Значит, все-таки заварушка? — негромко переспросил я.
Онеска напрягся.
— Лучше нам и в самом деле поскорее с этим покончить. Так вот: сегодня вечером мы меняем временную функцию развития естественной среды планеты и эволюции нацей цивилизации. Это означает, что тормозим эту последнюю, чтобы дать шанс биосфере. Вблизи всех крупных центров цивилизации смонтированы генераторы силовых полей, которые создадут на определенных участках замкнутые купола. Внутри них будут поддерживаться идеальные условия, как в любом большом гибернаторе. Сегодня в десять вечера люди покинут свои дома, соберутся на площадях, окруженных эмиторами поля, и будут изолированы от окружающего мира плоскостями, из которых мы строим, к примеру, стены некоторых зданий. Или корпуса аппаратов… я видел, что по дороге в город тебе это не давало покоя. Потом раскроем над собой силовые зонтики. Вот и все. А через восемьдесят лет… сперва речь шла о круглом столетии, но подсчитали, что при дополнительном снабжении вод кислородом период этот можно сократить, что, впрочем, не столь существенно. Через восемьдесят лет, — повторил он, — люди проснутся, как и каждый день, после хорошо проведенной ночи, и приступят к нормальной деятельности. Время, необходимое на неизбежный ремонт и приведение в действие промышленности, не играя в этом расчете никакой роли. Самая важная отрасль, энергетика, не прекратит работы ни на мгновение. Этим займутся автоматы… также запрограммированные на основании математических моделей автономности. Другие позаботятся о сохранении порядка в городах, на шоссе, ракетодромах и тому подобное. В сознании поколения землян не пройдет никаких, даже самых слабых изменений. Наиобыкновеннейшая ночь. А утром мы проснемся обладателями идеально регенерированной биосферы с ее натуральной динамикой. Все ареалы обретут присущие им качества. Земля успеет ассимилировать миллиарды тонн отбросов, которые препятствуют сейчас проникновению кислорода в глубь почвы. В настоящее время мы уже не отравляем атмосферу, но все еще не в состоянии ликвидировать последствия многовекового развития цивилизации. Мы проснемся на идеально чистом воздухе. То же касается и воды. А кроме того…