Только твоя
Шрифт:
– Что с твоим лицом? – он в прямом смысле в шоке. Видимо, когда он касался моей кожи, стер штукатурку и обзору открылся уродливый синяк. – Они били тебя?
Я молчу.
– Кто именно это сделал? Кто из них?
– Как ты узнал, что я здесь? – голос хмурый и бесцветный, как небо в конце ноября.
– Я видел все, что произошло тем вечером. Видел, как он выносил тебя из дома на руках.
– Видел? Но как?
– Я подключил наружную камеру видеонаблюдения. Чтобы тебе было спокойнее, ведь кто-то ошивался же тогда возле дома. Она была всегда установлена, но не работала. Я ее подключил и просто забыл тебе об этом сказать. Вылетело из головы, – и снова переключается на мой синяк, мягко трогает его подушечками пальцев. – Очень больно?
– Здесь – почти нет. Вот здесь гораздо больнее, – прислоняю сжатую в кулак руку к груди.
– Прости меня. Все это только из-за меня! Это я во всем виноват, – заключает мою ладонь в свою и осыпает запястье мелкими поцелуями. И тут происходит что-то невообразимое: музыка, играющая глухим фоном замолкает, раздаются крики, топот ног, женский визг, даже, кажется, выстрелы.
– Пора! Накинь капюшон! – и, крепко схватив меня за руку, выводит наружу.
Идем мы быстро, полубегом, сердце стучит где-то в самом горле. Навстречу с криками несутся полуголые девочки и нас даже не замечают. Правда, не все…
Цепкая ладошка хватает меня за предплечье и тянет на себя. Лиля.
– Виола, облава! Там они, с автоматами. Я не понимаю, что произошло, такое впервые! Кажется, кто-то пожаловался на клуб или что-то типа того. И это странно, ведь у Гюрхана все схвачено, везде свои люди. А… это кто? – переводит взгляд на Дамиана.
– Ты не видела меня, хорошо? Пожалуйста, ты меня не видела! – спешу, прорываясь против шерсти толпы, и крепкая фигура Дама прочищает нам путь. – Лиль! – оборачиваюсь. – Хочешь с нами?
Она мешкается несколько секунд, а потом отрицательно качает головой.
– Мне некуда идти. Да и как я там буду… без него.
Любовь… она бывает и такая. Неразумная, беспощадная. Разрушающая. Когда-нибудь она пожалеет о своем решении. А может, и нет.
Думать об этом совершенно нет времени – мы просачиваемся в тот же коридор, идем вниз по той же лестнице, по которой я пыталась убежать только утром. Только сейчас внизу никого нет.
Все разбежались из-за облавы.
Дамиан знал.
Он подбегает и поворачивает неосторожно оставленный в двери ключ, и спустя мгновение в ноздри ударяет горячий и влажный турецкий воздух.
Рынок в этот час пуст, только ветер гоняет по остывающему асфальту пустые пакеты и смятые бумажные упаковки.
Я свободна?
Я свободна!
И тут вижу надвигающуюся на нас фигуру. Тот самый, что ударил меня. Таркан.
– Бежим, Дам! Он один из них!
Но Дамиан никуда не бежит, напротив, он ждет, когда подойдет фигура. Мужчина подходит к нам, и Дамиан молча передает ему увесистый бумажный сверток. Деньги. Он выкупил меня, подстроив хаос.
Ключ в двери остался не случайно.
– Ты меня не знаешь, и я тебя не знаю, – на ломаном русском угрожает турок, после чего тенью скрывается в здании.
Вот и все.
– Идем, за углом нас ждет машина, – Дамиан снова берет меня за руку. – И через полтора часа самолет.
– Мой паспорт! Он остался у них. Он был в моей сумке.
– Твой паспорт у меня, – коротко бросает он, и я прекращаю задавать вопросы. Он знает, что делает. Все потом.
За углом действительно стоит неприметный пыльный седан, мы погружаемся внутрь, Дамиан снова молча кладет в протянутую смуглую ладонь несколько долларов, и водитель, ничего не говоря и не спрашивая, трогается с места.
Я снимаю капюшон и, прикрыв глаза, откидываюсь на спинку продавленного кресла.
Все закончилось.
Все. Закончилось.
– Поспи, – шепчет Дам, мягко направляя мою налитую свинцом голову к своему плечу. И спустя всего несколько секунд я проваливаюсь в черную густую бездну.
Часть 35
Просыпаюсь я от того, что в глаза бьет свет. Слишком жарко, я чувствую, как по вискам струится пот. Смахиваю с себя одеяло и изо всех сил пытаюсь разлепить словно на несколько тонн отяжелевшие веки.
Мне снилась погоня, стрельба, озлобленное лицо Таркана. Снился Дам и смазанные виды ночного Стамбула. Самолет, трап и такси… Когда раскрыть глаза все же удается, вижу в кресле мирно спящего Дамиана. Одна рука свесилась с края подлокотника, в другой крепко зажат телефон, словно он ждет жизненно важный звонок.
Капельница, кварцевая лампа у запертой двери и кремовые жалюзи на окне. Я в больничной палате.
И все произошедшее не было сном.
Пытаюсь встать, но тело слушается плохо, словно я не поднималась с постели несколько суток.
Видимо, моя возня наводит много шума – Дамиан открывает глаза и, видя, что я проснулась, подскакивает с кресла и садится на край кровати. Заключает мою вялую ладонь в свою.
Сопротивляться нет сил. Да и не хочется.
– Как ты? – участливо спрашивает он, и я почему-то вспоминаю его круги под глазами в той приват-комнате. Я думала тогда, что мне показалось, но нет – выглядит он действительно паршиво. Взъерошенный, осунувшийся и небритый. Как человек, который долго не спал, сильно болел или... ужасно переживал.
– Нормально, – сиплю. – Можно мне воды?
Дамиан протягивает свободную руку и берет с тумбочки маленькую бутылочку, отдает мне. Пью я жадно, осушаю до самой последней капли. Хочется еще, но я понимаю, что таким образом могу опустошить желудок прямо на пол. Уже подкатывает.
– Прости меня, Ви, я так виноват перед тобой. Страшно виноват, – начинает он сразу о самом важном. – Все, что произошло – это только моя вина.
Все это я уже слышала, и сил слишком мало, чтобы тратить время на пустые и совершенно ненужные сейчас эмоции.